Он приподнял багор, налегая на древко всем телом. Наконечник багра показался из воды лишь на мгновение, но и этого хватило, чтобы заметить тонкие, отливающие металлом, сегментированные щупальца, которые обхватывали древко.
— Массаракш! — проорал Птицелов, едва не бросив багор.
Эхом донеслась ответная брань. Не выпуская добычи, Птицелов покосился на берег, где бестолково метались полусонные Boxy с Обломом.
— Что там у тебя?!
— Застрял?!
— Нашел, кажется! — отозвался Птицелов. — Веревку давайте, массаракш и массаракш!
Они провозились довольно долго, у Птицелова руки закоченели, но багор он выпустить боялся, вдруг нечто-с-металлическими-Щупальцами уплывет? Откуда у него взялась уверенность, что это именно «деталюха», а не какой-нибудь водный мутант, Птицелов и сам объяснить не смог бы. Скорее всего, из туманного представления о живых машинах. Ведь и Темный Лесоруб выглядел почти как человек, почему бы у детали железной птицы не оказаться щупальцам?..
— Только не сорвись, — заклинал он.
Совсем рядом на воду шлепнулась веревочная петля.
— Бабы криворукие, — пробормотал Птицелов.
Теперь хочешь не хочешь, а одну руку придется освободить. Он изо всех сил стиснул древко левой, а правой быстро набросил петлю на себя. Та-ак, теперь переменим руки, чтобы петля затянулась под мышками, а не на локтях… Годится…
— Тяните, доходяги! — крикнул он.
— А-а, — донеслось с берега, — ща-ас…
Веревка дернулась, натянулась, петля захлестнула подмышки. Хорошо хоть, что толстая резина защитного комбинезона не давала грубому вервию врезаться в кожу.
— Эй, ухнем!
Птицелова сдернули с места, и он, потеряв опору под ногами, погрузился в вонючие воды с головой.
Фыркая и отплевываясь, Птицелов вынырнул, ощущая, как горит кожа, и нестерпимо чешется в носу. Противогаз, оставленный на берегу, теперь не казался Птицелову мешком для удавленника.
Отмытый до скрипа, начисто выбритый, воняющий дезактином, голодный и злой, Птицелов выбрался из палатки санобработки. И вытаращил глаза.
«Когда же они успели столько наворотить?» — подумал он, дивясь масштабу произошедших в лагере изменений. Пять палаток возвышалось на пятачке вокруг разложенных на брезенте находок. В двух палатках жили дэки — оказывается, привезли новую партию. Одна палатка была отдана под полевую кухню. Еще одну занимала охрана во главе с капралом Панди. А в пятой располагалось нечто вроде лаборатории, при которой неотлучно находился столичный эксперт. Там же стоял полугусеничный вездеход с генератором в кузове. Толстый черный кабель вился от генератора к лаборатории.
После беглого осмотра «деталюху», больше похожую на мутанта неизвестной породы, отволокли в палатку к эксперту. Вымотанных до полусмерти, но счастливых Птицелова с Обломом загнали на санобработку. А после оставалось лишь набить брюхо, подымить махоркой да завалиться спать. Но оказалось, что у начальства свои виды. Едва делинквенты затолкали в себя по миске бобов с тушенкой и с отвращением выпили по кружке йодового чая, как на пороге кухни вырос рядовой Boxy и сообщил, что господин капрал велят воспитуемым Птицелову и Облому предстать пред светлыя очи эксперта. Поминая всуе интимные отношения капрала со всеми его близкими и дальними родственниками, дэки вылезли наружу. На ходу раскурили самокрутки.
Столичный специалист встретил их у входа в лабораторную палатку, сияя, как намасленный блин.
— Мое имя Гонзу, — представился он. — Доктор технических наук Гонзу Мусарош.
— Гы, почти что Массаракш, — прокомментировал Облом вполголоса, и, ощерив не слишком зубастую пасть, отрекомендовался: — Облом, с вашего позволения, сударь. Уголовник. Чем могу?
— А вы? — спросил Мусарош у Птицелова.
Тот смутился. Что он мог о себе сказать?
Южный выродок. Мутант из-за Голубой Змеи. Вот и все.
— Птицеловом его кличут, — встрял Облом. — Он парень стеснительный, но настойчивый. Ведь это он ту самую деталюху в речке нашел.
— Позвольте искренне поблагодарить вас от себя лично и от лица сотрудников нашего Отдела! — с жаром произнес доктор Мусарош.
— Какого такого Отдела? — простодушно поинтересовался Облом.
Эксперт растерялся. По лицу его было видно, что он сболтнул лишнего.
— Прошу ко мне, — сказал он. — Извольте, так сказать, полюбоваться на дело рук своих…
— Да мы уж вроде налюбовались, господин ученый, — протянул Облом. — Пока волокли эту дуру, сто потов сошло… Верно, Птицелов?
Тот промолчал.
— Поверьте, усердие ваше будет по достоинству вознаграждено, — заверил его Мусарош. — И потом… такого вы видеть не могли…
— А ну если так, — Облом подмигнул Птицелову, — тогда конечно…
Мусарош откинул полог палатки, жестом пригласив делинквентов войти. Пришлось принять приглашение.