То было время торжества Хозяина. Американские парни гибли и убивали в далёком Вьетнаме. Те, кто не был в этом задействован, объявили революцию цветов. Семья была названа буржуазным пережитком, молодые люди обоих полов с одинаковой длины волосами разбрелись по свету, легко вступая друг с другом в интимные отношения и с такой же лёгкостью разрывающие их. Страна отходила от событий на вилле Бель-Эйр . Молодому человеку все эти заигрывания с чёртом были смешны и напоминали детские шалости. А сам Мэнсон – просто позёр и кривляка, главная цель которого эпатировать публику. Причём бездарный во всём. И как музыкант, и в своём стремлении к эпатажу.
Сам он ждал инициации третьего круга. Для этого нужно было избавиться от груза прошлого. А грузом прошлого были родители. После совершения акта он должен был доложить обо всём Мессиру и ждать дальнейших распоряжений. Но, имея такой недостаток, как молодость, он был, одержим тщеславием, которая его в ту сентябрьскую ночь чуть не погубила.
К девяти вечера всё было готово в его комнате. Он в последний раз проверил, правильно ли расставлены свечи на жертвенном алтаре. Сам алтарь был не как, полагалось из камня, а всего лишь вырезан из модного в те времена плексигласа. Каменный бы весил не меньше пятисот фунтов.
Молодой человек был возбуждён предстоящим. Его била дрожь от переполняемого восторга. Взглянув в зеркало, он увидел худое бледное лицо и горящие глаза. Именно про таких говорят – инфернальная внешность. Ему не надо подводить глаза и носить майки с изображением черепа.
Мессир заверил его, что родители попадут в рай и проведут вечность, гуляя по Эдему взявшись за руки. Смерть от руки собственного сына смоет с их душ все грехи. А сам он, наконец, сможет безраздельно принадлежать Хозяину.
Впрочем, его возбуждение было связано не только с предстоящим убийством отца и матери. После его совершения он решил доложить обо всём не Мессиру, а сразу Хозяину. Несколько месяцев назад ему удалось раздобыть заклинание, при помощи которого сатанисты самого узкого круга выходили на контакт. Поговаривали, что он не был односторонним. Формулой этой могли владеть лишь инициированные пятого круга. Но он всегда был чуточку впереди. И в университете, и среди посвящённых своего круга.
Он вынул из замшевого чехла трёхгранный кинжал, подаренный самим Мессиром, и коснулся пальцем лезвия. Отец был на заседании правления своего банка, но полчаса тому назад звонил, обещал скоро подъехать. Сегодня была годовщина их с матерью свадьбы, и единственный сын и наследник специально подгадал всё сделать именно в этот день. У матери последнее время участились приступы мигрени, сейчас она опять лежала в своей спальне с головной болью. Прислугу он час назад раньше обычного отпустил домой.
Сам Хозяин, должно быть, помогал ему. За окном лил дождь, слышались раскаты грома и вспыхивали молнии. Погода для конца сентября не совсем обычная.
Он пару минут постоял у её двери прислушиваясь, затем деликатно постучал.
- Дэвид, это ты? – донёсся её слабый голос.
- Мама, - он вошёл в большую спальню и подошёл к кровати, - я прошу тебя, пройдём в мою комнату. Я приготовил для вас с папой сюрприз.
- Дэвид, я ужасно себя чувствую.
- Уверяю мама, что тебе станет гораздо лучше от увиденного.
Он был мягок, но настойчив.
- Может быть, подождём отца? Он скоро должен подъехать, - слабо сопротивлялась женщина.
Сын накрыл своей горячей ладонью её холодную вялую руку.
- Мы с тобой встретим его в моей комнате.
- Тогда помоги мне подняться.
- Что это, Дэвид? – удивлённо обернулась к нему мать, увидев расставленные пентаграммой горящие свечи.
- Это место, где ты обретёшь покой.
Последнее, что она увидела в своей жизни, было улыбающееся лицо своего сына и трёхгранное лезвие, вошедшее ей прямо под левую грудь.
С отцом вышло всё не так гладко. Когда кинжал, пропоров дорогой твидовый пиджак, сшитый в Лондоне на заказ, вошёл в плоть, отец Дэвида – крупный и сильный мужчина произнёс странную фразу:
- А ведь меня предупреждали!
Его руки сомкнулись у сына на горле. А сын всё бил и бил трёхгранным клинком в отцовскую грудь. Когда Дэвид начал хрипеть, а его глаза вылезать из орбит, хватка в вдруг ослабла, и тело отца тяжело рухнуло к его ногам.
Он с трудом дотащил его до плексигласового алтаря и потом долго и зачарованно смотрел, как ручейки крови соединяются, образуя причудливые и загадочные узоры. Только время от времени потирал саднящую шею.
Когда кровавая пентаграмма обрела свои конечные очертания, развернул тетрадь с заклинанием.
Дальнейшее он помнил смутно. Не было ни запаха серы, ни рогов и копыт. Всё это выдумки не очень умных людей. Внутри как будто что-то взорвалось, и он скорее почувствовал, чем увидел этот взгляд. Взгляд это смотрел прямо в душу, потому что плоть его не интересовала. И то, что он увидел там, ему, должно быть понравилось. А сам Дэвид потерял сознание.