— Еще не хватало, — сказал Фил, и глаза у него стали сосредоточенные и на дороге, и на чем-то, что происходило у него в голове, он, видимо, представил, каким бы он был козлом, если бы высадил Игоря, и ему это совсем не понравилось.
— Так что было-то? — спросил Игорь, когда лицо Фила слегка смягчилось.
Фил только цыкнул на это, вздохнул и покачал головой:
— Это одиссея была. Три дурных, один дурнее другого. Ты и Молодой несколько раз двери на ходу открывали, чтобы поблевать, причем, кажется, так и не поблевали, но, короче, каким-то горцам показалось, что Молодой таки добрался до их колеса, они давай нас тормозить, Васильич вышел, стал рассказывать им, что он делал с их мамами и папами, они отвязались, но он до самого своего дома рассказывал, что он делал с их мамами и папами, он им, вроде, стрелу забил на завтра.
— А я еще что-нибудь делал? — спросил Игорь.
— Да куда уж еще больше? — удивился Фил. — Блевать пытался на ходу — это раз. Не туда приехали — это два. Сейчас, считай, едем, когда еще приедем — неясно. Ты точно адрес назвал?
— Да точно-точно, — обнадежил Игорь.
— Смотри у меня, — сказал Фил.
— Вот странные все-таки люди, — начал Фил после некоторой паузы, — я этих ребят имею в виду, что с Васильичем спорить начали, да и сам Васильич, да все мы, наверно. Оскорбляемся тем, на что и обращать внимания не стоит, и не оскорбляемся, когда до дела доходит до реального, когда нужно было бы обидеться. Вот сказал им Васильич про мам и про пап, ежу ведь понятно, что он с ними ничего не делал, что это пустой треп, из-за которого в бутылку лезть бессмысленно. Но сколько людей за неосторожный мат перо получали в бочину — не перечесть. Взять того же дядьку моего, он на дне рождения своего друга что-то ляпнул, что потом и вспомнить не могли, так ему друг ножом в артерию легочную попал с первого раза. Один — в могиле, другой, считай — на пятнашку загремел. А как денежную реформу провели, никто и не думал перо в этих людей совать, хотя они много жизней поломали этой штукой. Никто того же Грачева не пытался подрезать, хотя он этого и заслужил. Тех же болельщиков взять. Одни орут, что чужой клуб говно, их противники — что говно как раз таки не их клуб, а клуб их соперников, мощные все эти замесы. Я вот, по сути дела, пидор. Но если меня кто-нибудь так в кабаке назовет, я ведь ему все руки и ноги переломаю, хотя он, может, и не знает обо мне нихера, просто так сказал, а если бы и знал, то ведь он прав, а все равно целым бы не ушел. Загадка.
Игорь во время бесстрастного спича Фила смотрел на приборную панель, потому что, как оказалось, оглядывать подвижные предметы окрестностей просто не мог из-за того, что это движение порождало мутное чувство в том месте, где он предполагал желудок. Указатель уровня топлива показывал, что бензина осталось всего ничего, но Фил как будто не обращал на это внимания. Игорь забеспокоился, что им придется встать где-нибудь посреди всей этой зимы, но он смолчал насчет бензина и выразил беспокойство совсем другими словами.
— А Молодому ты когда-нибудь голову не отвинтишь на этой почве? — спросил Игорь.
Фил только хмыкнул, однако, как будто поняв настоящую озабоченность Игоря, свернул с их основного пути и прибился к светящейся автомобильной заправке.
Покуда Фил резво двигался туда-сюда — к окошечку кассы, к колонке, опять к окошечку кассы, Игорь успел открыть пассажирское окошко, бардачок, успел найти в бардачке початую пачку сигарет Игоря Васильевича и, несмотря на предостерегающую от курения надпись прямо у себя перед глазами и несмотря на перечеркнутую красным сигарету прямо над этой надписью, — закурил. Несколько противоречивых ощущений растеклись по телу Игоря с первой же затяжкой. Желудок сразу же отозвался особенно глубокой тошнотой, как будто дым разом высушил все содержимое желудка и наполнил желудок собой, как будто Игорь курил сигарету с гелием и этот гелий, как гелий в воздушных шариках, потянул желудок Игоря вверх, и только сухой пищевод не давал желудку вырваться из Игоря наружу. С другой стороны, мозг, удовлетворенный дозой никотина, послал по мышцам волну расслабления и покоя, а сам стал слегка пульсировать от похмельной боли в лобной своей части. То есть получалось, что оставил Фил в машине одного человека, слегка пьяного, слегка ироничного, а вернулся к мизантропу со снобистским лицом заядлого ездока на ночной мигрени.
— Ты только обивку Васильичу не пожги, — предостерег Игоря Фил, когда Игорь бросил окурок вслед удаляющейся автозаправке и взялся за вторую сигарету. Игорь почему-то надеялся, что вторая сигарета вернет ему былую форму, хотя по опыту знал, что этого не случится.
— Возьми лучше вот это, — сказал Фил и достал откуда-то из кармана высокую зеленую пивную банку и пояснил: — Успел купить, пока там возился.