Только одна женщина на свете, любящая мать, могла почувствовать, что ничего не хорошо, что ее мальчика (да-да, не мужчину и не правителя, а именно мальчика) что-то очень сильно волнует. Кия взяла в руки рамки с картинками. С них на митаннийскую принцессу смотрел сын, такой, какой он есть, веселый, задорный, с лучезарной улыбкой на лице, такой, каким она его больше всего и любила. А сейчас рядом с ней сидел некто обиженный, разочарованный жизнью. А еще на одной из картинок, рядом с Тутанхамоном была не менее счастливая девушка с золотистыми волосами. Тут и думать не надо, все ясно без слов.
— Красивая, — тихо сказала мать, проведя пальцем по изображению Маши, — Неб, она тебе нравится?
Ответа не последовало. Тутанхамон не отрывал носа от подушки, и ничего не говорил. Мать погладила сына по затылку. Не хочешь отвечать — не надо, сама вижу, что ты влюбился.
— Когда она узнала, что я фараон, — буркнул он, потому что понял — мать не уйдет, не выслушав, — она перестала со мной разговаривать. По щеке ударила… Ни одна из кеметских бы и руку на меня не подняла, узнав мой титул. Отворачивается, обманщиком называет, а я лишь хотел, чтобы она любила меня, а не мое золото. Она видит во мне человека. Понимаешь, мама?
Тутанхамон резко сел, схватив мать за руки:
— Я молод и красив, богат, известен, в меня не влюбляются только бессердечные. Стоит мне выйти на улицу, так охрана моя не от убийц защищает, а от этих сумасшедших девочек, которые стремятся вылезти в первый ряд и затоптать почтенных номархов. Я и в паланкине шторы не открываю, а то девушки собьют с ног моих рабов, чтоб только поглазеть на очаровательного молодого правителя и напроситься в наложницы. Но стоит мне пройти по Уасету в одеждах простолюдина, так ни одна из этих влюбленных на меня внимания не обратит.
Тирада, казалось, не имела конца и края. Тутанхамон уже не желал прекращать:
— Мама, Маш-шу полюбила не мои богатства, не мой титул, она полюбила
Он от досады сжал кулаки. Так хотелось дать волю слезам, но фараон сдержался и удостоил добрую понимающую мать несчастным взглядом. Она всегда умела выслушать. Кия обняла его за плечи и, прижав сына к груди, погладив его по голове, сказала:
— Неб, если она тебя любит, то обязательно вернется и поймет.
— И я сразу же на ней женюсь, — пообещал Тутанхамон.
— Обязательно, — шепнула Кия.
После она ушла, пожелав сыну удачи и намекнув, что его товарищ по пьянке проснулся.
Когда Иван Дураков пришел в себя, он чувствовал себя словно заново родившимся. Мысли в голове кто-то разложил по полочкам, а в крови не осталось ни грамма спиртосодержащей жидкости.
Он открыл глаза и тут же захотел провалиться далеко и глубоко. Прямо на чужестранца смотрело милейшее женское личико с большими черными глазами. По ее щекам спадали тяжелые золотые украшения, а прямые темные волосы каскадом струились по плечам.
— Аня?! — прошептал Иван, поднявшись на локтях.
Он осмотрелся. Царица, прикрываясь тонкой тканью, сидела рядом с ним в постели. А он, совсем без одежды, по пояс укрытый большой белой простыней, словно хозяин, развалился на ложе правительницы. Напротив кровати стояли две прекрасные девушки в прозрачных накидках. Одну из них он знал — служанка госпожи. Вторая, скорее всего, тоже служила Анхесенпаамон, но программист еще не был знаком с ней.
— Лежи, — улыбнулась девушка, — и не бойся меня. Я не страшная.
Ее нежная рука коснулась обгоревшего на солнце плеча парня.
— Ты прекрасная, — подмигнул пациент. — Только откуда вы все взялись? Где я?
— Во дворце. А мы тут живем.
Служанки после этой фразы своей госпожи отвернулись, хихикая, а на лице царицы играла добрая улыбка. Иван прекрасно понял — неспроста он тут появился. Но ничего вспомнить не мог. Он пил, много пил, очень много пил… Зачем — душа попросила…. А теперь за ним ухаживают такие очаровательные девушки, причем, одна из них — владычица Обеих Земель. Такое возможно только во сне.
— Пить меньше на жаре надо, — тихо сказала Анхесенпаамон, — я вас двоих еле выходила. И где вы нашли эту вонючую гадость? Что это за убийственное зелье, вообще?
— Водка. Национальный русский напиток! — откровенно заявил Иван. — Только я не понял, как это выходила: ты же царица.
— Царица, — игриво сказала она, — но это мне не мешает заниматься магией и лечить, например, тех, кто не знает меры пьянству. Не понимаю, как можно пить эту отраву, вод-ку?
Программист потерял дар речи. Хорошая у нее магия — с нетрезвыми чужестранцами в постели развлекаться. Он, густо покраснев, отвернулся.
Она не стала распространяться о волшебстве.
— Иван, спи давай, полдня тебя лечу, глупый русский.