Отдел странных явлений: Лесоморский детектив

Я было перечислил все особенности ее костюма, но и мой собеседник тоже назвал немало фактов в пользу багдадского происхождения главной героини сегодняшнего действа. А еще вчера некая простыня просила молодой крови. Не исключено, что материей управляла именно эта женщина.

— Вампир, — заключил Иван, — восточный вампир. Надо будет попросить информацию у Мар…

Он не стал договаривать имя начальницы, осекся, ведь Костю вовсе не следовало посвящать в секретные дела нашего отдела.

Пока Иван разговаривал с другом музыкантши Ани, я решил открыть пианино и засунуть туда голову. Если верить Косте, то вся нечисть вылезла именно из-под крышки.

— Какой интересный музыкальный инструмент! — любопытствовал я, тыкая пальцами на красные фетровые молоточки.

Однако, ничего, кроме них, найти не удалось.

— А давайте сыграем! Вдруг после этого нечисть полезет? — предложил Дураков. — Кто умеет.

Костя тут же вызвался, однако поспешил добавить, что побаивается.

— Чего страшного-то? — пожал плечами программист, фальшиво наигрывая собачий вальс. — Ты же знаешь, что из пианино должен вылезти маленький красненький чертенок и украсть с собой одну вожатую, так? Что бояться-то? Вроде бы не барышня. Вот Юля…

Он лукаво посмотрел на меня, увлеченно разглядывающего молоточки и пытавшегося понять, в каком месте внутри пианино находится вход в параллельное подпространство.

— Камиказде? — музыкант одарил меня озадаченным взглядом.

— Не угадал, — лыбился Иван. — Впрочем, даже если ее поймают, их ждет полнейшее разочарование.

Да, если царевне и ее монстру нужны исключительно девушки, то им очень не повезет.

Но как старательно бы ни играл вожатый пятого отряда, сколько бы ни пели мы с Дураковым, девушка и демоненок не отозвались на наши куплеты. Аня, естественно, тоже не вернулась.

Только когда начало светать, мы разошлись по корпусам, чтобы поспать несколько часов до завтрака.

А следующий день готовил новые неприятности.

Когда отряды вернулись, накупавшись в речке, в лагерь, то все оторопели: на домике штаба большими белыми буквами кто-то разборчиво написал нецензурное слово и проиллюстрировал сказанное. Ребята из старших отрядов, переглядываясь, заржали, и принялись спрашивать друг друга: кто же додумался до такого великого деяния.

Кощеенко был вне себя от ярости, он тут же устроил экстренную линейку и принялся пристыжать всех вожатых вместе взятых, потому что это они не досмотрели, когда же хулиганье написало непечатное слово из трех букв. Потом он перешел на выговоры в наш адрес. Не смогла Марго блокировать этакий полет мысли директора лагеря колдовством.

— Из-за этих несознательным элементам вожатая Анна Чугуева решила уехать.

— Но Ипполит Трофимович, — попытался выгородить своих подопечных Костя, — а как же девочки-фрики и белое пианино.

Дети, особенно из младших отрядов, открыли рты, переглянулись и внимательно слушали.

— А тебе, Метелкин, меньше курить надо за туалетом вместе с этой несознательной Шаулиной из третьего отряда. Видел я, откуда она этот занюханный баян притащила, по которому все с ума сходят и песенки народные поют. А еще я приметил, с кем в компании она оттуда возвращалась — это ж наши штатные курильщики: Вовочка и Петечка.

Два парня, с которыми мы вчера пели о лопушках, вышли к директору и принялись произносить пафосные речи о красоте русского народного фольклора. Невысокой хрупкой девушке Юле, то есть мне, было очень приятно, когда после громких слов ребята начали защищать меня. Будто бы это я им провел разъяснительные беседы о вреде курения.

— Еще один выговор, Шаулина, и я вашему ректору докладную по факсу отправлю! — пригрозил пальцем Кощеенко.

Не понимаю, в чем мы-то провинились? Песню разучили, курить бросили, а я все равно виноват.

И тут весь лагерь зашелся от смеха. А у меня от несказанного удивления самопроизвольно раскрылся рот. На лбу у директора лагеря вдруг начала вырисовываться татуировка с неприличным словом, означающим мужчину нетрадиционной ориентации.

— И это не смешно! — взвыл начальник лагеря, думая, естественно, не о надписи на лбу, а о незавидном будущем Юли Шаулиной.

Оно меня интересовало меньше всего: если девушку выгонят из университета, мне больше не придется сдавать экзаменов по божественной связи и рисовать на листочках в каждой строчке палочки, используемые парасхитами для вынимания мозгов. Не пойму, почему их в Москве зовут странным словом — интеграл, а запись с этой палочкой — общим решением какой-то дифуры.[7]

Детей было не остановить. Им покажи палец — ухохочутся, а тут такая роспись на лице у директора. Кощеенко негодовал, топал ногами, воздавал руки к небу, но никто его не слушал.

— Слышь, Вань, что это такое? — не понимая ничего, спросил я у напарника, махая в сторону директора.

— Не… знаю… — отдышавшись от смеха, ответил друг. — Невидимка, вестимо, изрисовал всю рожу босса. На радость детворе.

— Занятно, — почесал я в затылке, — а то после всех этих выговоров и нежелания верить в ожившие легенды я начал подозревать, что именно Ипполит и стоит за вызовом нечисти.