Отдел убийств: год на смертельных улицах

Истерика началась полчаса назад, когда они наконец достучались до Йоланды Маркс, и из нее стала урывками пробиваться правда. В допросной Макларни слушал рыдания до тех пор, пока противоречия, пошатнувшаяся мораль не стали невыносимыми. Тогда у него к горлу подступила небольшая речь, и он сказал девчонке из Западного Балтимора, что она поступает правильно. Сказал, кто такой Бутчи Фрейзер, что он сделал и почему все должно кончиться так, а не иначе. Сказал о Джине и Патти Кэссиди, о еще не родившемся ребенке, о нескончаемой тьме.

– Задумайся, – добавил он.

После этого настало молчание, на минуту-другую, пока в ее голове вырисовывалась чужая трагедия. Макларни уже ушел из допросной, и теперь она снова всхлипывала – только к Джину Кэссиди слезы не имели никакого отношения. Правда была проста: Йоланда Маркс любила Бутчи Фрейзера, но ей пришлось его сдать.

– Она заговорила? – спрашивает Лэндсман, проходя через допофис.

– Да, – Макларни рассеянно выдвигает верхний ящик Даннигена. – Сейчас будем писать.

– И что она говорит?

– Дело раскрыли.

– Эй, молодчина же, Терр.

Лэндсман исчезает в своем кабинете, а Макларни достает из ящика пригоршню скрепок, выкладывает на столе и начинает мучать первую, вертя в толстых пальцах.