Отделённые

— Или платите, или не трогайте!

Я ничего не ответила, а Ганн кинул на прилавок горсть монет.

— Забирай, и идём, — сказал он.

Схватив книжку, я сунула её в свой новенький дорожный мешок.

— Возвращаемся, — процедил Ганн, когда мы вышли на улицу.

Мои спутники теперь казались собранными, напряжёнными, готовыми в любую минуту вступить в бой. За нами следят?

Да уж, так будет постоянно… По крайней мере, ещё какое-то время. Сначала Главный Гад будет пытаться поймать меня, а когда это ему не удастся, пошлёт убийц. Спрятаться можно только в Чащах. И лучше на периамской стороне, иначе с этого мерзавца станется послать отряды на восточный берег Тёмной реки. Спонтанное решение оказалось правильным. Если бы я поехала в Птичий Утёс, то кто знает… Попала бы уже в лапы Гада. Или во всесветский магистрат… А это, скорее всего, одно и то же.

Когда мы вернулись, Малкира нигде не было видно. Ганн долго говорил с Айнаром, и тот отправил меня к повозке яашраги, не разрешив ходить по каравану. Не очень-то и хотелось. Мне позволили только сидеть на резной подножке — так меня всё время могли видеть. От безделья я начала читать купленную книгу. Сам он стоял рядом.

— Кого-то заметили вы?

Ганн кивнул.

— Может, это были просто воры, — всё же заговорил он после недолгого молчания, — позарились на твой плащ.

Это вряд ли…

Но мысли разлетались, и никак не получалось сосредоточиться.

Среди кого я нахожусь? От кого сбежала? Может, зря бегу? И… что я вообще знаю? Почти ничего. А большую часть того, что знаю, узнала не меньше ста лет назад. Как полагаться на это?

Эти люди вокруг и их главарь: можно ли верить им? Да, связь Малкира с яашраги внушает доверие, ведь они не причиняют зла. Но последнее — тоже знание столетней давности. Может, уже всё изменилось?

Чем больше я думала, тем больше казалось, будто я барахтаюсь в бескрайнем море. Ухватиться не за что, дна не достать, и берегов не видно. Куда плыть и что делать?

Нет, если так думать, можно с ума сойти.

Мне точно известно следующее: я провела в Тёмных Чащах почти сто лет и осталась жива. По милости Хозяина леса, кем бы он ни был и зачем бы ему это ни понадобилось. И я уже решила спрятаться в Тёмных Чащах. Надеюсь, это не станет ошибкой.

Я подняла голову, обвела взглядом караван.

Морды лошадей, окутанные клубами пара, лица людей, раскрасневшиеся на морозе. Все занимались своими делами: кто-то менял лошадей, кто-то чинил упряжь или повозки, кто-то грузил товары.

Ладно. Пока они везут меня куда надо. Поэтому пока я буду с ними.

Доберусь до Чащ. А там посмотрим.

Глава 6 Неправильные уговоры

Вся родня Талека погибла. Его старый дом Твари разворотили полностью. Даже погреб раскопали. В начале зимы отца Талека утащила мантикора, когда он пытался достать еды из соседнего дома, ставшего бесхозным. Так сказал кузнец. Тогда жители Снежных Рощ ещё могли выходить на поверхность. Опасно, но что оставалось делать? Не у всех имелись запасы, как у кузнеца. Да тот и сам ходил наверх, чтобы эти самые запасы не кончились слишком быстро. Потом пришли древесники, и люди вылезать перестали, поэтому о судьбе других погребов ничего не знали. Но догадывались.

Фаргрен обрыскал деревню, как смог, полазил в развалинах. Живых не нашёл. В некоторых домах ему удалось залезть в погреба. В двух нашлись останки. Несчастные, кажется, скончались от голода — страх перед Тварями оказался сильнее. В одной подклети лежал трупик младенца, причём со сломанной шеей. Тел родителей рядом не было, но в разрушенной избе на чудом уцелевшей балке болталась обгрызенная, излохмаченная верёвка…

Найти в Снежных Рощах других выживших уже не приходилось надеться. Кто сообщит теперь страшную весть Талеку? И ведь повезло ему: перебрался с женой в Пеньки. Иначе тоже бы погиб.

Но котёнок выжил. Это Фар считал главным. Всё остальное — неважно.

Один раз он попытался заговорить с сестрой. Страшно не хотелось делать этого при других, но выбора-то не было — селяне не вылезали на поверхность. Ирма просто ушла к дальней стене, сверкнув глазами. Фар сделал шаг следом и увидел, как напряглись его бывшие земляки. Кузнец даже привстал.

Уже потом, выискивая кроличьи норы в лесу недалеко от Снежных Рощ, Фаргрен понял, как это было глупо. Что он сказал бы? «Извини, что убил наших родителей»? Ирма его ненавидит и не простит. Он ведь и сам себя не простил. Даже хорошо, что он думал, будто она умерла. Иначе точно навестил бы. А ей это было бы совсем ни к чему. Совсем.

Больше Фаргрен не пытался даже подойти поближе к сестре. А так хотелось… Она пахла почти так же, как мать. Этот аромат семьи и любви он никогда не забывал. И потому всё равно спускался в подклеть. Чаще, чем это нравилось селянам, но Фар не мог удержаться.

Ему хотелось смотреть на Ирму. Наблюдать за ней. За тем, как Мильхэ учит её генасским приёмам. Ирма так смешно, так по-детски радовалась, когда у неё получилось создать огонёк. А у Фара сжималось сердце — он видел улыбку матери, слышал её смех.