Отделённые

Широкий с чёрными пятнами язык скользнул по улыбающейся мордочке аксольки, и та удивлённо заморгала: что это такое сейчас случилось?

— Ну вот. Не превратился. Значит, можно есть.

— Не превратился в кого?

Я присмотрелась к моргающей аксольке. Неужели она, точнее, он, с подвохом?

— В Хррккла.

— Кого?

— Ну это… Переводится как «дивный волк», наверное. Легенда такая. Жил-был на свете волк, мамочки, какой распрекрасный. И шерсть-то у него самая густая, и когти самые острые, и хвост самый красивый, и лапы самые мощные, и клыки самые крепкие. Ну и всякое такое. Вот только был он гордый и жестокий. Закон не соблюдал, Старейшин не слушал, щенков калечил. В наказание Небесный волк превратил его вот в это недоразумение, сказав, что булькать ему в реках, пока он не смирит свою гордыню и какая-нибудь волчица не полюбит его. — Тут Лапки закряхтела. — Ну, или пока кто-то его не сожрёт.

Последнее уж точно отсебятина, а не часть легенды.

— И поэтому вы облизываете аксолек перед едой?

Ой, смехота…

— Только девочки. Ну чего ты хрюкаешь! Детская забава же. Взрослые-то аксолек не едят. Мяса на клычок и плавники несъедобные. Начинай с головы. Хвост самый вкусный.

— Не собираюсь я его есть!

Волчица пожала плечами почти как двуногий. У меня научилась, проказница.

— Отпусти тогда. Всё равно, думаю, если Хррккл существовал, его давно сожрали. Старейшина, кстати, говорил, что легенда вроде как ушла к оборотням. Постой-ка… Ты глянь, у этого хррккла недоделанного след есть!

Лапки была генасом. Таких немного среди мар-даан-лаид. Её, дочь Крепкие Когти, прочили в преемницы Старейшине.

— Пджжи, држи его, я за Стршной! — И умчалась прочь.

Когда она торопилась, то в речи начинала проглатывать гласные.

Со следом, значит? Я обратилась к силе и поискала его. И правда… Надо же, аксолька-Тварь. Звучит почти как «живой труп».

— Ну, станешь ужасным и опасным теперь, да?

Зверёк булькнул, будто ответил. Невольно представились аксольки, нападающие на Тракт. Настоящее секретное оружие! Все просто сдохнут от умиления. Но если серьёзно, разве аксольки могут быть Тварями? Мар-даан-лаид, видимо, такого тоже не знали, раз Лапки кинулась за Старейшиной.

Я с ними точно сталкивалась раньше. С Тварями. Иначе почему их описания из библиотечки так знакомы? Хотя, может, просто не впервые читала…

Аксольки на звание Тварей не претендовали никак: слишком мирные, они даже не всегда понимали, что можно закончить свои беззаботные дни в чьей-нибудь пасти. А Твари… Наводили страх на большинство нормальных двуногих. Ненормальные ездили по Тёмному Тракту, где дрались с Тварями, зарабатывая деньги собственной кровью и делая обитателей Чащ ещё страшнее и сильнее.

Интересно, как быстро аксольки превратятся в настоящих Тварей, которые впадают в ярость от одного только запаха двуногих?

Не прошло и минуты, как Бесшумные Лапки вернулась. Вместе с ней к ручью пришёл исполинский белый волк чуть ли не в три раза больше неё. Но Лапки ещё росла, хоть и сокрушалась, что такой большой не станет. Зато будет такой же белой. Вожди мар-даан-лаид всегда белые и с голубыми глазами, даже если появлялись на свет с другим окрасом. Как рассказывал Крепкие Когти, Лапки при рождении была чернее него, а сейчас её шерсть самая светлая среди учеников Старейшины.

— Дай посмотреть, Отделённая.

От низкого голоса белого волка по телу пробежали мурашки. Помнится, когда я впервые увидела его при свете дня, то сильно оробела. Взрослые мар-даан-лаид огромные, но Старейшина выше всех.

Я вытянула руку с аксолькой. Старейшина долго рассматривал её, нюхал. Потом вдруг лизнул.

— Это только девочкам можно! — возмутилась Лапки.

Белый волк шикнул на неё и продолжил одному ему известным образом исследовать аксольку. На Лапки шиканье никогда не действовало как надо: волчица, упав на землю, теперь лежала и похрюкивала, прикрыв нос лапой.

— Встань!

И мы обе подскочили.

— Ты можешь сидеть, Отделённая. Это я ей.

Дальше началась волчья речь, которую я не понимала. Кое-что, конечно, различать научилась. Например, своё прозвище, которым меня называли волки. Могла понять простые фразы и сигналы для щенков. Я сама была в стае как несмышлёная двухлетка: со мной общались если не на эльфийском, то вот этими элементарными сигналами. Иногда я пыталась отвечать по-звериному, но больше забавы ради. Волки ухрюкивались от моих усилий говорить на их языке.

Старейшина что-то обсудил с Лапки и разрешил отпустить аксольку в ручей. Хрустальные плавники на миг сверкнули и исчезли. Зверюшка разом сдулась в холодной воде и, булькнув, резво поплыла против течения по своим аксолькиным делам.

— Листочек, — сказала Лапки, провожая несостоявшегося «хррккла» взглядом, — папа звал тебя на охоту.

Называть меня Листочком начала именно она. Из-за следов от корней.