Отделённые

А вот в других местах, особенно на побережье и в южных провинциях, таких событий происходило гораздо больше. Стоило приехать этому торговцу, как через месяц-другой обнаруживались пропавшие и убитые. В основном такие же, как сам Малкир — так он устранял соперников и врагов. Жалеть о тех людях, конечно, незачем — сплошь контрабандисты, грабители, работорговцы, нечестные на руку купцы, но тем не менее…

Эйсгейр думал, после «Звёздной поляны» Малкира хотя бы упрячут в тюрьму — одной из жертв оказался родственник королевской семьи! Не слишком близкий, но всё же. С чего вдруг тот оказался среди людей, одна половина которых была работорговцами, а вторая — контрабандистами, интересный, конечно, вопрос… В любом случае просто так оставить это не могли. Старый король приказал доставить Малкира к себе, и тот — удивительно! — явился. О чём его там допрашивали или что сказал ему король — никто не знал. Но бандита-торговца отпустили. Эйсгейр всегда удивлялся, как с таким хвостом подозрений и не только этому прохиндею удаётся оставаться живым и на свободе.

Обычно Малкир приезжал в Эйсстурм ближе к осени, а не весной. Почему же сейчас изменил своим привычкам?

— Пусть ребята будут поосторожнее. Хотя они и так знают, да? — сказал Эйсгейр, а сам вдруг подумал, что для одного месяца странностей до странного много.

А чего ещё они не заметили?

Глава 4 Ректор

20 день 3 месяца 524 года новой эпохи

— Эйс!

Он поднял голову и улыбнулся. В сад вышла женщина, которая для него была прекраснейшей на свете.

— Слышала, приехал ярл Айсена.

Рыцарь фыркнул. Этого типа он терпел с трудом — Игнир Драконья Погибель сватался к Эльвейг, прекрасно зная, что она уже дала согласие Снежной Длани.

— Ты пришла испортить мне настроение, женщина? — спросил он хмурясь.

Это, конечно, было просто притворство. Эйсгейр никогда не сердился на свою Эльвейг, и она знала это.

— Я пришла его поднять, — сказала она, смеясь, и села рядом с рыцарем на траву.

Летний ветер всколыхнул сверкнувшее на солнце золото. Дома Эльвейг никогда не заплетала волосы. Эйсгейр так любил эти длинные густые волны, свободно спадавшие ниже пояса. Тяжёлые золотые косы ему, конечно, тоже нравились. Уложенные короной вокруг головы, они делали Эльвейг царственнее, подчёркивая изящные и благородные черты лица. Но такой её видели все. А простые волосы принадлежали ему. Ему одному.

— Вот как? — произнёс Эйсгейр, беря её маленькие узкие ладони в свои большие, огрубевшие от оружия руки.

Эльвейг улыбнулась.

— Какое имя ты выберешь сыну?

Сердце его будто остановилось.

— Океан-отец… — прошептал он.

Внезапно подул сильный ветер. Эльвейг поднялась и сделала несколько шагов вперёд, к морю, куда она смотрела с Мраморного утёса, который он выбрал, чтобы построить ей дом.

Когда она снова повернулась, облик её будто дрожал. Лицо становилось старше, покрываясь морщинами, золотые волосы поблёкли и превратились в серебро.

— Эльвейг, нет… — прошептал Эйсгейр.

Фигура её начала вытягиваться, стала тоньше, выше, даже выше рыцаря, который так и сидел на траве, не в силах шевельнуться. Волосы засверкали серебром, но другим. Морщины исчезли, вместо них появились полосы дрекожи, и лицо изменилось, став молодым и нечеловеческим. Лишь глаза остались всё теми же, пронзительно синими, напоминающими о луговых цветах, которые так любила Эльвейг.

— Чем я привлекла внимание великого лорда Эйсгейра? — строго, почти недовольно спросила женщина.

— Ирдис…

Эльфийка поникла, погрустнела и отвела взгляд.

— Глаза, — прошептал он, — у тебя такие же глаза.

Так он ответил ей тогда. И это была правда. Но эта правда ранила её.

— Я не хочу быть тенью Эльвейг, — сказала она и шагнула вниз с обрыва.

Эйсгейр бросился к ней и проснулся, выдыхая беззвучный крик.

— Океан-отец, приснится же… — прошептал он, потирая глаза и садясь в постели.

Слова Миррина потревожили рыцаря сильнее, чем ему казалось. Нет, Ирдис, конечно, не бросалась с Мраморного утёса. Но она ушла после того разговора. Ушла и больше не появлялась в Эйсстурме. Почти. Всего один раз после этого она пришла к Эйсгейру, чтобы спросить, как он справляется со страхом неизбежной смерти тех, кого любит. Тех, кому отведён человеческий срок жизни.

В отличие от Эльвейг, Ирдис никогда не приходила к рыцарю во сне. По крайней мере, он такого не помнил. Она не оставила в его жизни настолько глубокий след, как первая жена. Хотя, наверное, могла бы.

— Значит, и ты мертва, — с горечью сказал Эйсгейр в тишину.

Сон больше не шёл к нему. Со вздохом рыцарь встал и, надев халат, отправился в кабинет.

Проходя по галерее на восточной стороне дворца, Эйсгейр кинул взгляд на залив.

Тёмное море бесновалось от сильного ветра, серые облака плотно занавешивали рассветное небо. Погода сегодня будет не из приятных. Но в середине весны она всегда такая.

«А Эльвейг нравились такие дни», — подумал рыцарь.