Близнецы ругнулись вполголоса. Да уж, как бы ни пришлось столкнуться со стадом — небольшого хватит, чтобы умереть всем и очень быстро. Пока разделаешься с одной Тварью, другая цапнет рогами, и поминай как звали.
«Хотя с такими генасами, — пронеслось в голове у Фара, пока он превращался обратно в волка, — десяток-другой не должен стать серьёзной проблемой. Наверное».
Наёмничье-боевая рутина вытесняла боль из сердца. Или приглушала. Во всяком случае, дышать Фар мог.
Мёртвую тишину нарушали только их шаги да шёпот ветра. Порой слышалось поскрипывание и шелест. Иногда кричали птицы. С закрытыми глазами могло показаться, будто идёшь где-то в лесу…
Через некоторое время послышался далёкий гул. Богомолы.
— Кажется, на севере, — почему-то прошептал Геррет.
Мильхэ вдруг остановилась. Потом жестом показала идти назад, махнув второй рукой куда-то влево. Все посмотрели туда — в переулок, заваленный обломками и разным хламом. Заканчивался он, на первый взгляд, густыми кустами. Всё бы ничего, вот только листьев на ветках было слишком много для середины весны. Древесник. А где один, там всегда будет и второй, и третий… Надо уходить, и как можно тише.
«Как мы пробрались так близко?» — подумал Фар.
Древесников он нежно ненавидел. Да что там. Все наёмники питали к ним именно такие чувства. Ненавидели, любя. Или наоборот.
Причин для ненависти имелось много: по запаху почти не отличить — дерево и дерево, куда атаковать, чтобы убить наповал — непонятно, а драться — сложно. Маагены — и те не любили древесников: горели Твари не так хорошо, как хотелось бы. Двигались они сами не слишком быстро, но вот с их плетями-лозами даже оборотню нелегко справиться. Кроме того, древесники чувствовали любые вибрации воздуха и земли. И если с первым генасы справлялись на раз — круг тишины и всё, то со вторым дело обстояло хуже: Твари улавливали даже топоток аксолек, что уж говорить о двуногих.
Причина для любви существовала одна: смола. Основа самых сильных известных миру лекарств. Естественно, дорогая — добывалась кровью наёмников, которые и делали на ней деньги. Если выживали. А ещё смолу пили Твари, временно теряя интерес к двуногим, если поблизости оказывался поверженный древесник или хотя бы его часть.
Отряду повезло. Лозы-плети не вырвались из-под земли, не понеслись вслед за ними, и наёмники выбрались из деревни, решив, не играть со смертью и обогнуть селение с востока, как делали с самого начала. Чем дальше они уходили на север, тем мельче становились куски домов.
— Это там знахарь жил? — послышался шёпот Лорина.
Все посмотрели, куда он показывал. У Фаргрена внутри всё заскулило.
Над останками строений возвышался большой тёмный дом. От двора, кажется, почти ничего не осталось, сараи и хлева — разрушены, чудом уцелели сени, хотя их построили не из каменного дуба. Заколоченные ставни ржавыми гвоздями впились в съёжившееся от боли сердце.
Фар отрицательно мотнул головой, когда все посмотрели на него, ожидая ответа.
— Попробуем пробраться туда? — предложил Рейт. — Он ближе, но не так близко к центру.
— Не стоит, — проледенила Мильхэ. — Вдруг тут ещё древесники есть.
Глава 3
Утекать как придётся
Шорох…
Я подскочила. Где я?! Почему не чувствую силы? Что это за…
— Тише, тише, — зашептал кто-то, укладывая меня обратно. — Не бойся, всё хорошо, ты в безопасности.
Меня успокаивала женщина. Человек.
— Помнишь, что с тобой случилось?
Что случилось? Главный Гад… По телу прошла дрожь. Где я? И это… кровать?
Большая кровать с мягкими пуховыми одеялами. Красиво обставленная просторная комната. Резные шкафы и тумбы. Справа от кровати два кресла и столик с графином воды на нём. Слева — дверь. Из-за плотных штор напротив меня пробивался свет.
— Хочешь, открою окно?
Я кивнула. Пожилая, немного полная женщина в жёлтом платье встала, раздвинула шторы, и яркий свет залил всё пространство.
— Площадь, правда, с другой стороны, но отсюда тоже неплохой вид. Хотя прямо сейчас полюбоваться на него ты не сможешь, тебе лучше пока не ходить.
Женщина улыбнулась, взгляд её казался добрым, сочувствующим.
— Где я?
— В магистрате Всесвета. Меня попросили ухаживать за тобой, но мне почти ничего не известно. Лечил тебя самый хороший во Всесвете целитель, хотя, наверное, твои сородичи могли бы лучше.
Мои сородичи… Они всё это со мной и сделали.
Рука метнулась к шее — атал, конечно, на месте, но бумажки в нём нет. Что случилось после того, как я прошла через портал? Кажется, бумажку я вытащила сама, чтобы никто не догадался про сломанный ошейник. Но вспоминается всё очень плохо.
Значит, Всесвет?
— Сколько я уже здесь?
— Не знаю, — сиделка подала стакан воды, — меня вызвали вчера вечером.
Пить хотелось жутко, и я залпом выпила всё. Чувствовалась страшная слабость. Я прислушалась к телу — все раны мне залечили, даже лодыжку, но в ней ощущалась какая-то неправильность. Не все осколки костей встали на место. Чтобы вылечить такое без последствий, нужны эльфийские целители и пациент в сознании. А ещё время — ничего не проходит мгновенно. Ладно, с этим я потом сама разберусь…