Отделённые

Без дальнейших раздумий Обирон выставил настройки хроночувств почти на максимум и метнул в Сетеха боевую косу. К тому времени, как бледный лорд вскрикнул от потрясения, лезвие вонзилось ему в грудь, пригвоздив к статуе позади и пробив центральный реактор. Варгард понимал, что, хоть рана серьёзная, она непременно заживёт, но он и не планировал наносить смертельный удар. Смысл заключался в том, чтобы выиграть драгоценные мгновения на противостояние реальной угрозе. Поэтому, как только древко косы выскользнуло из его хватки, он сразу повернулся и побежал к Зандреху и успел добраться до немесора как раз вовремя, чтобы убрать его с пути бросившейся на него механической сколопендры.

Конечно, откровенная речь Сетеха служила лишь уловкой, чтобы отвлечь их обоих, пока каноптеки крались вверх по стенам зиккурата в сторону Зандреха. Обирон действовал с запасом в несколько микросекунд, но даже так его шансы на победу были невелики. Он уже сражался с этими тварями и едва спасся — причём тогда рядом не было ни распростёртого на земле Зандреха, которого приходилось оберегать от щелкающих жвал, ни Сетеха, находящегося в нескольких мгновениях от того, чтобы освободиться и присоединиться к схватке. И как будто этого было мало, Обирон выбросил своё единственное оружие и остался с голыми кулаками.

Так что именно их он и пустил в ход. Схватив пролетевшую мимо конструкцию за антенны, он потянул на себя изо всех сил и направил грохочущую тварь в сторону её близнеца, выскочившего из тумана. Запрыгнув на спину второго зверя — Саты, как он понял, — варгард принялся колотить его по голове. Такие удары пробили бы обшивку танка, но на панцире возникли только небольшие вмятины. И всё же этого было достаточно — замешательство Саты позволило уклониться от следующей атаки Сепы, в итоге зацепившей своими клешнями его предплечье, а не голову.

Броня выдержала, поэтому, вместо того чтобы попытаться стряхнуть Сепу, Обирон притянул её ближе, сжимая её зазубренные челюсти, принявшиеся грызть его. Выставив руку, чтобы взять шею сколопендры в сокрушительный захват, он позволил ей навалиться на него всем весом, а затем внезапно развернулся и отбросил от себя конструкцию. Сата между тем уже встала на дыбы и нанесла удар. И снова Обирон увернулся, надеясь схватить её за антенны, как в начале схватки поймал Сепу. Однако его ладони ни на чем не сомкнулись: чудовище фазировалось как раз вовремя. «Неважно», — подумал Обирон, запуская мантию призрачного прохода. Как–никак после болот Ямы он тоже обзавёлся новыми трюками.

Со включённой мантией Обирон мог входить и выходить из реальности так же легко, как любой из каноптеков, и вдобавок его обучение давало ему преимущество над их животными инстинктами. Если бы гончие сосредоточились на нём одном, он бы быстро выдохся, но сколопендры, похоже, намеревались добраться до Зандреха любой ценой, а тот, в свою очередь, пусть особо и не умел драться, зато весьма успешно уходил от них, ныряя и лавируя между обломками, устилавшими вершину пирамиды. Обирон тем временем метался туда-сюда, заграждая собой господина, если кто из зверей кидался на него, и обрушивая шквалы стремительных ударов всякий раз, когда ему удавалось материализоваться позади одной из тварей.

Тем не менее бой шёл неравный, и с каждой секундой Обирону приходилось обострять искусственные органы чувств, чтобы не отставать от сколопендр. Он вновь сражался на разрушительном метаболическом плато, что дорого обошлось ему во время битвы в первом погребальном зале, и если так продолжится, его разум понесёт катастрофический урон. Впрочем, что ему было терять? Подумав об этом, Обирон решительно бросился вперёд.

Оторвав ногу Сеты, он забыл город, где родился. Броневая пластина, содранная со спины Саты, когда они боролись в тенях междоузлий, стоила ему воспоминаний о том, каково пить воду. С каждым нанесённым ударом он лишал себя понимания чего–либо — всё, что сохранилось от его смертного «я», рушилось его собственными руками. И всё же он продолжал драться, твёрдо настроенный уберечь господина.

В итоге Обирон неизбежно достиг своего предела. Он стоял рядом с Зандрехом, подняв кулаки, пока сколопендры кружили вокруг них, озарённые загадочным тёмным сиянием агрегата криптека. Обе конструкции к этому моменту получили серьёзные повреждения, но их ни в коем случае нельзя было списывать со счётов, ибо по-прежнему уходили огромные усилия, просто чтобы удерживать их на расстоянии. Обирон знал, что сможет справиться с чудищами или, как минимум, вывести их из строя достаточно надолго, чтобы покончить с их хозяином. Но также он понимал, что это будет стоить ему самого яркого воспоминания — воспоминания о Яме.

Неужели он действительно готов пожертвовать этим, чтобы спасти хозяина? Готов отказаться от самых дорогих воспоминаний о нём, на которых зиждилась вечность их совместного существования?