Слова дона Хуана вызвали во мне странное чувство – смесь эйфории и сомнения. Все мое существо наполнилось непонятным беспокойством и неопределенным чувством вины.
– Это что – правда? Такое действительно возможно, дон Хуан?
– А ты как думал? Или ты скорее согласишься с тем, что ты сошел с ума, не правда ли? – язвительно сказал он.
– Тебе легко все это принять, дон Хуан. А для меня – почти невозможно.
– Мне тоже не так просто. Я – такой же, как ты, и не имею никаких привилегий. И принять все это мне так же трудно, как и любому другому.
– Но ты же чувствуешь себя во всех этих вещах, как рыба в воде, дон Хуан.
– Верно, однако мне пришлось дорого заплатить. Я должен был сражаться, причем, наверное, больше, чем придется сражаться тебе. Ты каким-то непостижимым образом заставляешь обстоятельства, ситуации и силы работать на тебя. Ты представить себе не можешь, ценой каких усилий мне досталось то, чего ты шутя добился вчера. Что-то помогает тебе на каждом дюйме пути. Иначе объяснить твои успехи в овладении силами невозможно. Сначала –
– Ты так говоришь, будто сделать это – раз плюнуть. Но на деле-то все иначе. Меня буквально разрывает на части.
– Ничего, скоро цельность к тебе вернется. Не следует думать о теле. Ты слишком разжирел. До сих пор я не хотел ничего тебе говорить по этому поводу. Каждый должен иметь возможность поступать так, как считает нужным. Ты не появлялся два года. Но я говорил когда-то, что ты вернешься, и вот – ты здесь. То же было со мной. Я бросал свое ученичество на пять с половиной лет.
– Почему ты ушел, дон Хуан?
– По той же причине, что и ты. Мне это не нравилось.
– А почему вернулся?
– Опять-таки, по той же причине, что и ты. Другого пути нет.
Это утверждение произвело на меня глубокое впечатление. Мысль о том, что другого пути нет, уже не раз приходила мне в голову. Я никогда никому о ней не говорил, но дон Хуан сформулировал ее очень точно.
После очень долгой паузы я спросил:
– Дон Хуан, чего я добился вчера?
– Ты встал, когда захотел встать.
– Но я не знаю, как это вышло.
– На отработку этого приема требуется время. Но важно, что ты в принципе знаешь, как это делается.
– Так ведь я же не знаю. В том-то и дело, что не знаю.
– Нет, ты знаешь.
– Дон Хуан, клянусь тебе, что нет!
Он не дал мне договорить, а просто встал и ушел.
Потом мы еще раз вернулись к разговору о страже другого мира.
– Если я верю в то, что испытанное мной – реальность, то я должен признать, что страж – это гигантское чудовище, способное причинить невероятную физическую боль, – сказал я. – И если я верю, что усилием воли действительно можно перенестись на громадные расстояния, то логично было бы заключить, что усилием воли я могу заставить чудовище исчезнуть. Правильно?
– Не совсем. Ты не можешь заставить стража исчезнуть. Но можешь сделать так, что он не причинит тебе никакого вреда. И, сделав это, сможешь без осложнений миновать стража, как бы бешено он ни метался.
– И каким образом я могу этого добиться?
– Ты сам прекрасно знаешь каким. Задержка лишь за тренировкой.
Я сказал, что вечно у нас с ним возникает путаница из-за различного восприятия мира. По-моему, знать что-либо – значит в полной мере осознавать, что делаешь, и быть в состоянии сознательно повторить это. В данном случае я не только не отдавал себе отчета в том, что делал под воздействием дыма, но и не смог бы повторить сделанное мной, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
На лице дона Хуана появилась знакомая уже мне инквизиторская улыбочка. Он изобразил удивление, даже снял шляпу и потер виски – характерный жест, которым он выражал недоумение.
– Зато ты точно знаешь, как говорить и ничего не сказать, правда? Я предупреждал тебя, что стать
– Но я действительно не знаю! – возразил я.
– Ты знаешь, что ты дурак, – сказал он неумолимо, а потом улыбнулся. – У нас тут как-то мальчика по имени Хулио посадили на уборочный комбайн. Оказалось, что он знает, как управлять машиной, хотя никогда раньше этого не делал.