Я отложил свои записи. Дон Хуан засмеялся и сказал, что он не собирался навязывать мне результат. Что прислушивание к звукам мира должно быть гармоничным и терпеливым.
– Воин сознает, что мир изменится, как только он перестанет говорить сам с собой, – сказал он. – Он должен быть готов к этому необычайному толчку.
– Что ты имеешь в виду, дон Хуан?
– Мир такой-то и такой-то потому, что мы сказали себе, что он такой-то и такой-то. Если мы перестанем говорить себе, что он такой, то он перестанет быть таким. Я не думаю, что ты в этот момент готов к такому внезапному удару, поэтому ты должен перестать создавать мир.
– Я действительно не понимаю тебя!
– Твоя беда в том, что ты смешиваешь мир с тем, что делают люди. Но ты не одинок в этом – каждый из нас делает это. Вещи, которые делают люди, являются щитами против сил, которые нас окружают. То, что мы делаем как люди, дает нам удобство и чувство безопасности. То, что делают люди, по праву очень важно, но только как щит. Мы никогда не знаем, что все, что мы делаем как люди, – это только щиты, и мы позволяем им господствовать и попирать нашу жизнь. Фактически, я должен сказать, что для человечества то, что делают люди, более важно и значимо, чем сам мир.
– Что ты называешь миром?
– Мир – это все, что заключено здесь, – сказал он и топнул ногой по земле. – Жизнь, смерть,
Глава 15
Я начал упражняться в «слушании звуков мира». Дон Хуан велел мне практиковать это в течение двух месяцев. Слушать и не смотреть было мучительно трудно, но куда более тяжелым делом оказалась борьба с внутренним диалогом. Тем не менее к концу второго месяца я научился его останавливать, правда, на очень короткие промежутки времени, а также обращать внимание на звуки.
Я приехал к дону Хуану 9 ноября 1969 года.
– Прямо сейчас и отправимся в дорогу, – сказал он.
Я немного отдохнул, и мы поехали на восток – к горам. Оставив машину на попечение одного из его друзей, жившего неподалеку, мы пешком отправились в горы. Дон Хуан положил в рюкзак галеты и несколько сладких булочек для меня, так чтобы еды хватило на пару дней. Я спросил, не взять ли еще что-нибудь из продуктов, но он отрицательно покачал головой.
Всю первую половину дня мы шли. День выдался очень теплый. У нас была только одна фляжка воды, из которой пил в основном я. Дон Хуан дважды немного глотнул. Когда вода закончилась, он сказал, что здесь смело можно пить прямо из ручьев, постоянно попадавшихся на пути, и посмеялся над моими сомнениями, отбросить которые меня вскоре заставила жажда.
После полудня мы остановились в небольшой долине у подножия холмов, покрытых сочной зеленью. За ними, на востоке, на фоне облачного неба возвышались силуэты высоких гор.
– Ты можешь записывать все наши разговоры и все свои впечатления, но никогда не должен упоминать места, где мы сейчас находимся, – сказал дон Хуан.
Мы немного отдохнули, а потом он достал из-за пазухи сверток и показал мне свою трубку. Набив ее курительной смесью, он спичкой зажег сухую хворостинку, которую засунул в трубку. Трубку он протянул мне. Раскурить ее без уголька оказалось достаточно сложно, и нам пришлось не один раз поджигать палочки, прежде чем смесь разгорелась.
Когда я докурил, он сказал, что мы пришли сюда выяснить, на какую дичь мне предстоит охотиться. Очень внятно он три или четыре раза повторил, что главная моя задача – найти дыры. Дон Хуан так и говорил – «дыры», и даже особо выделял это слово. Он сказал, что в таких «дырах» маг может найти самые разные послания, указания и инструкции.