Отдельная реальность

Меня скрутила судорога. Появилось непреодолимое желание выпрямиться и вытянуть ноги. Я решил переползти вправо, чтобы отодвинуть лицо от того места, где меня вырвало. Но стоило мне пошевелиться, как над самым моим левым ухом раздался очень мягкий скрип. Я застыл на месте. Скрип повторился с другой стороны. Звук был одиночным. Мне показалось, что он похож на скрип плохо смазанной двери. Я выждал, но было тихо. Тогда я решил снова попытаться. Но стоило мне шевельнуть головой, как я чуть не вскочил от неожиданности – на меня обрушился целый каскад скрипов. Они то напоминали скрип дверей, то были похожи на писк крыс или морских свинок, не были ни громкими, ни интенсивными, но в них присутствовала какая-то мягкость и предательская вкрадчивость. Каждый наплыв этих звуков вызывал у меня приступ тошноты. Наконец они начали постепенно утихать. Поток сделался менее плотным и постепенно перешел в одиночные поскрипывания.

Вдруг над кустами послышались взмахи крыльев огромной птицы. Казалось, она кружится надо мной… Количество скрипов снова начало возрастать. То же самое произошло и со взмахами крыльев. Через некоторое время целая стая гигантских птиц махала мягкими крыльями у меня над головой. Потом и те и другие звуки как бы слились, образовав мощную обволакивающую волну. Я ощутил, как гигантское пульсирующее нечто окутало меня со всех сторон, подхватило и, волнообразно подбрасывая, понесло. Скрипы и хлопанье были гладкими и длинно прокатывались сквозь меня – я ощущал их всем телом. Хлопанье крыльев стаи птиц как бы тянуло меня снизу вверх, а писк полчищ крыс пытался снизу повернуть меня вокруг оси, чтобы перекинуть на спину.

У меня уже не было никаких сомнений в том, что из-за своей дурацкой глупости я навлек на себя нечто совершенно ужасное. Я сжал зубы и, глубоко дыша, начал петь свои пейотные песни.

Так продолжалось довольно долго. Я сопротивлялся изо всех сил. Потом снова настало неожиданное «безмолвие». Так я теперь воспринимал тишину, нарушаемую лишь естественными звуками – стрекотом сверчков и шумом ветра. Период тишины оказался для меня более вредным, чем «звуковая атака», – я взялся обдумывать свое положение и запаниковал. Я знал, что погиб, – у меня не было ни знаний, ни выносливости, ни сил, чтобы отразить то, что на меня обрушилось. Скрючившись над собственной блевотиной, совершенно беспомощный, я решил, что настал мой конец, и заплакал. Хотелось подумать о прожитой жизни, но я не знал, с чего начать. Ничто из того, чем я занимался в жизни, не достойно этого последнего решающего момента, так что мне не о чем было думать. Осознание этого было очень острым. Да, я сильно изменился с тех пор, как в последний раз испытал настоящий страх. Теперь я был пуст. Пуст в гораздо большей степени, чем тогда. Личных чувств, которые я готов был унести с собой, было намного меньше.

Как поступил бы воин, попав в мое положение? Я задавал себе этот вопрос и приходил к различным заключениям. С моим животом в области пупка происходило что-то очень важное, в этой части моего тела находился ключ к чему-то, я только не мог понять – к чему. В звуках было что-то сверхъестественное – они целились в мой живот, и шутки дона Хуана были тут ни при чем.