Отдельная реальность

Я настаивал на том, что такое объяснение невозможно, и вновь попросил его рассказать мне, каким образом достигается соглашение.

– Я знаю, зачем ты приехал, – сказал дон Хуан загадочным тоном, – я не могу помочь тебе в твоем затруднении, потому что не существует никакой системы настройки.

– Но как же все эти люди соглашаются с тем, что мескалито присутствует?

– Они соглашаются потому, что видят, – сказал дон Хуан драматически. – Почему бы тебе не поприсутствовать еще на одном митоте и не увидеть самому?

Я почувствовал, что это была ловушка. Я не сказал ничего и отложил свои записи. Он не настаивал.

Некоторое время спустя он попросил меня отвезти его к дому одного из его друзей. Большую часть дня мы провели там. В ходе разговора его друг Джон спросил меня, что стало с моим интересом к пейоту. Почти восемь лет назад Джон давал мне батончики пейота при моем первом опыте. Дон Хуан пришел мне на помощь и сказал, что я делаю успехи.

По пути назад, к дому дон Хуана я почувствовал себя обязанным сделать замечание относительно вопроса, заданного Джоном, и я сказал среди прочего, что у меня нет намеренья учиться чему-либо далее о пейоте, потому что это требует мужества такого сорта, которого у меня нет, и что я, сказав о своем решении кончить учение, действительно это имел в виду. Дон Хуан улыбнулся и ничего не сказал. Я продолжал говорить, пока мы не подъехали к дому.

Мы сели на чистое место перед дверью. Был теплый ясный день, но вечером был достаточно ощутимый ветерок, чтобы чувствовать себя приятно.

– Почему тебе надо так усердно настаивать на этом? – внезапно сказал дон Хуан, – сколько лет ты уже говоришь, что не хочешь больше учиться?

– Три.

– Почему ты так беспокоишься насчет этого?

– Я чувствую, что предаю тебя, дон Хуан. Наверно, поэтому я все время об этом говорю.

– Ты меня не предаешь.

– Ты обманулся во мне. Я убежал. Я чувствую, что я побежден.

– Ты делаешь то, что можешь. Кроме того, ты еще не был побежден. То, чему мне надо тебя учить, очень трудно. По крайней мере, я нашел это, пожалуй, еще более трудным, чем ты.

– Но ты держался за это, дон Хуан. Мой же случай иной. Я сдался, и пришел тебя навестить не потому, что я хочу учиться, но лишь потому, что я хотел попросить тебя прояснить некоторые моменты в моей работе.

Дон Хуан секунду смотрел на меня, а затем отвел взгляд.

– Ты должен позволить дымку увести тебя, – сказал он с нажимом.

– Нет, дон Хуан, я не могу больше использовать твой дымок. Я думаю, что я выдохся уже.

– Ты еще даже не начал.

– Я слишком боюсь.

– Значит, ты боишься. Нет ничего нового в страхе. Не думай о том, что ты боишься. Думай о чудесах виденья.

– Я искренне хотел бы думать об этих чудесах, но я не могу. Когда я думаю о твоем дымке, то я чувствую своего рода тьму, наплывающую на меня. Это как если бы на земле не было больше людей, никого, к кому бы повернуться. Твой дымок показал мне бездонность одиночества, дон Хуан.

– Это неверно. Возьми, например, меня. Дымок – мой олли, а я не ощущаю такого одиночества.

– Но ты другой. Ты победил свой страх.

Дон Хуан нежно похлопал меня по плечу.

– Ты не боишься, – сказал он мягко. Его голос нес в себе странное обвинение.

– Разве я лгу о своем страхе, дон Хуан?

– Мне нет дела до лжи, – сказала он резко, – мне есть дело до кое-чего иного. Причина того, что ты не хочешь учиться, лежит не в том, что ты боишься. Это что-то другое.

Я настойчиво подталкивал его сказать мне, что же это такое. Я спорил с ним, но он ничего не сказал; он просто тряс головой, как бы не в силах поверить, что я не знаю это сам.

Я сказал ему, что, может, это инерция удерживает меня от учения. Он захотел узнать значение слова инерция. Я прочел ему в словаре: «тенденция материи сохранять покой, если она в покое, или, если она движется, сохранять движение в том же направлении, если на нее не действует какая-нибудь посторонняя сила».

– Если на нее не действует какая-нибудь посторонняя сила, – повторил он. – Это, пожалуй, лучшие слова, которые ты нашел. Я уже говорил тебе, что только дырявый горшок может взять на себя задачу стать человеком знания своими собственными силами. Человека с трезвой головой надо завести в учение хитростями (трюками).

– Но я уверен, нашлась бы масса людей, которые с радостью взяла бы на себя такую задачу, – сказал я.

– Да, но все они не в счет. Они обычно уже с трещиной. Они подобны глиняным хумам (большие кувшины для воды), которые снаружи выглядят целыми, но потекут в ту же минуту, как только приложить к ним давление, как только наполнить их водой. Мне однажды пришлось ввести тебя в учение хитростью, тем же самым способом, каким мой бенефактор ввел меня. В противном случае ты не научился бы и тому, что знаешь сейчас. Может быть, пришло время вновь применить к тебе хитрость.