Отдельная реальность

Звуки возросли по числу и скорости, как будто они знали, что я потерял свою уверенность; их вибрации были такими интенсивными, что меня тошнило. Я боролся с чувством тошноты. Я перевел дух и начал петь мои пейотные песни. Меня стошнило, и хлюпающие звуки сразу же прекратились; звуки сверчков, ветра и дальний лай койотов наложились на все. Внезапный перерыв позволил мне передохнуть, и я пригляделся к себе. Только незадолго до этого я был в лучшем расположении духа, самонадеянный и в стороне; очевидно, я потерпел жалкую неудачу в оценке ситуации. Даже если у дона Хуана были сообщники, для них было механически невозможно произвести звуки, которые воздействовали на мой живот. Чтобы производить звуки такой интенсивности, им было бы необходимо приспособление за пределами их средств и их понимания. Очевидно, необыкновенное явление, которое я переживал, не было игрой и «еще одной шуткой дона Хуана» – эта теория была только моим примитивным объяснением.

У меня были судороги и неодолимое желание опрокинуться и протянуть ноги. Я решил передвинуться вправо для того, чтобы отвернуться от места, где меня стошнило. Мгновение спустя, когда я начал ползти, я услышал очень мягкий скрип прямо над моим левым ухом. Я застыл на месте. Скрип повторился с другой стороны моей головы. Это был единственный звук. Я подумал, что он походил на скрип двери. Я ждал, но не слышал больше ничего, поэтому я решил двинуться снова. Как только я начал передвигать осторожно свою голову вправо, я почти подпрыгнул. Поток скрипов поглотил меня сразу. Они были подобны иногда скрипу дверей, а в другой раз походили на писки крыс или морских свинок. Они не были громкими или сильными, но были очень мягкими и подкрадывающимися и вызывали мучительные спазмы тошноты во мне. Они прекратились, как и начались, убывая постепенно, пока я не мог слышать только один или два из них одновременно.

Затем я услышал что-то подобное крыльям большой птицы, пронесшейся над верхушками кустов. Оно, казалось, летало кругами над моей головой. Мягкие скрипы начали возрастать снова, и так же возрастало хлопанье крыльев. Над моей головой, казалось, было что-то, подобное стае гигантских птиц, махавших своими мягкими крыльями. Оба звука слились, производя охватывающую волну вокруг меня. Я почувствовал, что плавал, взвешенный в огромной волнообразной пульсации. Скрипы и хлопанье были такими плавными, что я мог чувствовать их всем телом. Хлопанье крыльев стаи птиц, казалось, подтягивало меня вверх, в то время, как писки крыс, казалось, толкали меня снизу и вокруг моего тела.

Я уже не сомневался, что, благодаря своей неуместной глупости, я спустил с привязи что-то ужасное на себя. Я стиснул зубы и, глубоко вздохнув, запел пейотные песни.

Звуки продолжались очень долгое время, и я сопротивлялся им со всей своей силой. Когда они умолкли, снова наступила «тишина», такая, какой я привык воспринимать тишину, то есть я мог обнаружить только естественные звуки насекомых и ветра. Это время тишины было для меня более вредным, чем время шумов. Я начал думать и оценивать мое положение, и мое обдумывание бросило меня в панику. Я знал, что я погиб; у меня не было ни знания, ни выносливости, чтобы отразить то, что приставало ко мне. Я был совершенно беспомощен, припав к земле над своей собственной рвотой. Я подумал, что пришел конец моей жизни, и заплакал. Я хотел подумать о своей жизни, но не знал, с чего начать. Ничто из того, что я делал в своей жизни, не было в действительности достойно этого последнего конечного выражения, поэтому мне не о чем было думать. Это было острое осознание. Я изменился с тех пор, как последний раз переживал подобный испуг. На этот раз я был более пустой. Я имел меньше личных чувств, чтобы унести с собой.

Я спросил себя, что сделал бы воин в подобном положении, и пришел к различным заключениям. Что-то чрезвычайно важное было вокруг моей пупочной области; в звуках было что-то сверхестественное – они были нацелены на мой живот; и мысль, что дон Хуан обманывал меня, была совершенно несостоятельна.