Отдельная реальность

Мускулы моего живота были очень напряжены, хотя у меня не было больше никаких судорог. Я продолжал петь и глубоко дышать, и почувствовал успокаивающее тепло, заполняющее все мое тело. Мне стало ясно, что, если я собираюсь выжить, я должен продолжать так, как меня учил дон Хуан. Я повторил его инструкции в уме. Я помнил точную точку, где солнце скрылось за горами в отношении к холму, где я был, и к месту, где я упал на землю. Я переориентировался и, когда я убедился, что моя оценка основных точек была правильной, начал менять свое положение, чтобы моя голова указывала в новом, «лучшем» направлении, на юго-восток. Я медленно начал передвигать свои ноги влево, дюйм за дюймом, пока я не подогнул их в икрам. Затем я начал выравнивать свое тело ногами, но как только я начал переползать горизонтально, я почувствовал необычный толчок; у меня было действительно физическое ощущение какого-то прикосновения к незакрытой поверхности задней стороны моей шеи. Это случилось так быстро, что я невольно вскрикнул и снова замер. Я напряг мускулы моего живота и начал глубоко дышать, и запел мои пейотные песни. Мгновение спустя я еще раз почувствовал такой же легкий удар по своей шее. Я съежился. Моя шея не была закрыта, и я не мог ничего сделать, чтобы защитить себя. По мне снова постучали. Моей шеи касался очень мягкий, почти шелковистый предмет, подобно меховой лапке громадного кролика. Он коснулся меня снова, а затем он начал пересекать мою шею взад и вперед до тех пор, пока у меня не выступили слезы. Это было так, как будто стадо молчаливых, мягких, невесомых кенгуру ступали ногами по моей шее. Я мог узнать мягкий большой палец их лап, когда они нежно ступали по мне. Это вовсе не было болезненным ощущением, но, тем не менее, это раздражало. Я знал, что, если я не займусь каким-нибудь делом, я сойду с ума, вскочу и побегу. Поэтому я медленно начал снова маневрировать своим телом в новое положение. Моя попытка двинуться, казалось, усилила похлопывание по моей шее. Оно, наконец, достигло такого бешенства, что я дернулся всем своим телом и сразу выровнял его в новом направлении. У меня не было никакой мысли относительно результата моего действия. Я просто действовал, чтобы защититься от полного буйного сумасшествия.

Как только я изменил направление, похлопывание по моей шее прекратилось. После долгой, мучительной паузы я услышал ломающиеся в отдалении ветки. Шум не приближался. Он как будто отступал в другое положение далеко от меня. Звук трескавшихся веток через мгновение слился со звуком сорванных, шелестевших листьев, как будто сильный ветер пронесся по всему холму. Все кусты вокруг меня, казалось, затрепетали, однако, ветра не было. Шелестящий звук и треск веток вызвал во мне чувство, что весь холм был в огне. Мое тело было твердым, как камень. Я сильно вспотел. Я начал чувствовать себя все теплее и теплее. В этот момент я был совершенно убежден, что холм горел. Я не вскочил и не побежал, потому что я так оцепенел, что был парализован; фактически, я не мог даже открыть глаза. Все, что имело значение для меня в этот момент, это вскочить и убежать от огня. У меня в животе были ужасные спазмы, которые начали отрезать мне поглощение воздуха. Мне стало очень трудно дышать. После долгой борьбы я был способен снова глубоко дышать и мог также заметить, что шелест утих; был только время от времени потрескивающий звук. Звук ломающихся веток становился все более и более отдаленным и спорадическим, пока совершенно не прекратился.

Я мог открыть глаза. Я посмотрел сквозь полуоткрытые веки на землю перед собой. Был уже рассвет. Я долгое время ждал, не двигаясь, а затем начал вытягивать свое тело. Я перекатился на спину. На востоке над холмами было солнце. У меня заняло часы выпрямить ноги и потащиться вниз по склону. Я пошел к месту, где дон Хуан покинул меня, которое было, возможно, только в миле; к полудню я был только на опушке леса, все еще в доброй четверти мили от него.

Я не мог больше идти, но не по какой-нибудь причине. Я подумал о горных львах и попытался взобраться на дерево, но мои руки не могли удержать мой вес. Я прислонился к скале и примирился с мыслью умереть здесь. Я был убежден, что стану пищей для горных львов или других хищников. У меня не было силы даже бросить камень. Я не был голоден и не хотел пить. Около полудня я нашел маленький ручеек и выпил много воды, но вода не помогла мне восстановить силы. Так как я сидел там в совершенной беспомощности, я чувствовал себя больше подавленным, чем испуганным. Я был таким уставшим, что не заботился о своей судьбе и заснул.