Отдельный батальон

Ванька, придерживаемый военврачом, засунул мордочку в вагон и убедившись, что никого нет, крадучись дошёл до пятого купе и ткнул пальцем в него. Брехт приложил палец к губам и кивнул Колоскову, чтобы он уводил пацана, Ванька было дёрнулся, но рука у профессора тяжёлая и Брехт ещё рожу грозную состроил, серого волка изображая, который «укусит за бочок». Когда парнишку увели, настала очередь действовать проводнику Петру Степанычу. Он постучал к проводнице и без раздумий толкнул дверь. Своячница, родня на киселе. А там облом во весь рост. Сеструху жены Степаныча завалил этот облом на столик и пёр, интенсивно работая спущенными штанами. Конфуз вышел. Конфуз вышел с обломом, когда артиллерийский комбат сунул ему в спину ствол и прошипел:

– Заканчиваем, товарищ.

– А-аа! – запищала своячница.

– И-Ии! – зафальцетил (А как называется человек, который пользует сестру жены? Если это не свояк?) облом.

– Тихо, мать твою! – снова зашипел комбат.

– А-аа! – ответила своячница.

– Ик, – начал пытаться разворачиваться почти свояк.

И тут Брехта дёрнуло. Облом!!! А не Осип ли? Ладно, потом проверим. Он отстранил артиллериста, и как в фильмах показывают, саданул рукоятью своего Драйзе облому повыше лопатки правой. Пока тот не развернулся осмотреть прерывателей процесса.

Бабах. Драйзе повторил свой трюк и без нажатия на спусковой крючок выстрелил второй раз за ночь.

– Ссука, – обругал всех немцев Иван Яковлевич и бросился к двери пятого купе.

Вовремя. Оттуда высунулась рожа с чеховской бородкой. Это так не вязалось с представлением Брехта о бандитах, что он не удержался и третий раз применил немца в качестве кастета. Бабах. Чехов отлетел назад в темноту купе. Брехт схватился за ручку и охринел. На двери была цифра четыре. Римская. Мать её. Что не хватило грамотности арабскими написать?

Подоспевший, Васька дёрнул пятую дверь, и она легко распахнулась, мужчина, стоящий к ним спиной, прыгал на одной ноге, пытаясь надеть штаны. Да, чего уж теперь. И Брехт саданул вражеским предательским пистолетом по ещё одной лопатке. Бабах. И вой. Он бандюгу не вырубил, зато немец послал пулю куда надо, отстрелив Михею ухо и разбив окно в купе.

Повоевали.

Нет не всё ещё с финкой наперевес, отпихнув воющего главаря банды, из купе выплывал Осип. Облом. В смысле почти свояк оказался не Осипом. Ну, ничего, теперь у него надолго пропадёт охота «свояка загонять». Раздумывать было некогда и Брехт, наконец, впервые за эту суматошную ночь применил Драйзе по прямому назначению. Бабах и на правой ноге Осипа начал расцветать красный гладиолус.

Событие тридцать седьмое

Если ребёнка в 17 лет отдать в детдом, он в 18 получит квартиру?

Футболисты сборной России посетили детский дом.

«Это ужасно, увидеть эти лица, в которых не видно даже тени веры и надежды» – сказал после визита 6 – летний Вовочка.

Сволочь эта Элизабет Кюблер-Россл. Всё ведь точно написала про свои пять стадий. Только она сузила до отношения к своей смерти. Хрена с два. Для всего почти работает. Какой там первый этап. Отрицание.

Да не может быть, что он ошибся и побил совершенно непричастных к бандитствующим элементам людей. Зря побил «свояка» и Чехова? А вдруг это бы были они, а он бы их оставил за спиной. Нет. Правильно побил. Не хрен встревать в разборки. Спали бы спокойно, а не блуд чесали или любопытство проявляли, и всю у них было бы чики-пуки.

Дальше гнев. Когда человек не в силах отрицать очевидное, его переполняют ярость, раздражение, зависть и негодование. И на «свояка» – гнев. Нашёл, сволочь, время и место. На свояченицу гнев. Если, мать твою, ты мужняя жена, то и блюди мужнюю честь. Сердечный приступ случился? Так и хорошо, следующий раз крутить пятой точкой не будет. Опять же на «свояка» почему гнев? Ты, бугаина чёртов, нашёл место и время! Шо, до дому потерпеть пару часов не мог?

Третий этап – «Торговля». Ну, в смысле, я тут набедокурил, чутка, пусть всё пройдёт без последствия, а я не только свечку поставлю, но и впредь буду паинькой. Больше не буду, ни за что не про что бить людей с чеховской бородкой. Пусть уж носят, чёрт с ними.

Четвёртый этап – «Депрессия». Вот, прямо нахлынуло. Стоял безучастно в углу вагона у выхода и смотрел, как крутили обрывками простыней раненых бандитов, как визжал ему в лицо товарищ из четвёртого купе, обещая прямо на вокзале сдать его в милицию. Кричал, пока Брехту Васька не принёс гимнастёрку. Они ведь пошли изображать очередь в туалет, и потому были в бриджах, но без гимнастёрок. Топлесс. Только полотенце на плече. А под ним рука сжимает пистолет.