Отдельный батальон

Сгрузили всех мёртвых, покалеченных и сильно контуженных в госпитале, и Трилиссер, уже более-менее оклемавшийся, сам сел за руль и довёз Брехта с Васькой и красноармейцем до их дома на 1-й Морской улице. Интересный, между прочим, домик. Купеческий, скорее всего. Два этажа, первый кирпичный, второй деревянный, лавка была у купца на первом этаже, потом уже при Советской власти огромное помещение на первом этаже превратили в большую кухню и несколько комнатушек, в одной из которых Иван Яковлевич с Катей-Куй и поселился. Девчонки, видя их состояние, даже охать и ахать не стали. Сразу повели мыться и переодеваться. У Брехта всё ещё уши были ватой забиты. Слышал всё, но глуховато, словно говорили все с ним, голову в кастрюлю засунув. Поели и спать завалились. Двенадцать часов Иван Яковлевич проспал. А потом ещё час лежал, из сонной одури выплывая. Ощущение ваты в ушах пропало, звенела посуда в кухне, и звон слышался именно как звон, а не треском, как утром. Был поздний вечер. За окном уже темно, даже звёзды первые высыпали на небо. Луна растущим месяцем в окно заглядывала.

Нужно было идти в туалет, который на дворе. Никаких жидкостей для быстрого разложения отходов ещё не придумали, и вонь там стояла качественная. Во! Это мысль. Если Трилиссер сдержит своё слово и договорится о переводе ещё нескольких человек из лагеря на карьере щебёночном к Брехту, то нужно кроме учителей китайского, японского и немецкого языков, попросить химиков. Или тут биолог нужен? Бактерии же разлагают отходы. Точно, пусть будет биолог. А кто ещё может пригодиться?! Вот про агрономов он забыл. Сейчас уже родственники есть и агроном недоучка из села Спасское помогает, но иметь настоящего учёного селекционера и биохимика было бы не лишним. Попросим, галочку ставим. Кого ещё просить? А что, можно попробовать замахнуться на телевизоры до Зворыкина? Владимир Козьмич уже изобрёл в Америке и кинескоп, и иконоскоп – передающую трубку, но телевизор ещё не создал. Ещё почти год есть. Можно попытаться это сделать. Оборудование? Да, оборудование. В Москве, в институте хорошем, можно сделать кинескоп, здесь, в Спасске-Дальнем, не получится. Если только не купить кинескоп и иконоскоп у самого Зворыкина в США. Он там пока не сильно процветает. Перебивается с хлеба на квас. Руководитель небольшой лаборатории в фирме «Рэдио корпорейшн оф Америка». Никто в него не верит, кроме вице-президента этой же фирмы такого же эмигранта из Российской империи Давида Сарнова. Решено, просим радиоинженера и хорошего электрика. Ещё? Или хватит жадничать. А что, вдруг есть мастер штыкового боя. Полезная наука, которой Брехт совершенно не владеет. И не забыть хорунжего этого забрать с собой. Теперь дома делать научились, за три дня хороший тёплый домик нужному спецу построить можно.

Девушки и Васька были на кухне, готовились к ужину позднему, вкусно пахло тушёным мясом и чем-то жаренным.

– А где Дворжецкий? – умывшись и присев за стол, поинтересовался Брехт у Кати-Куй, наклонившись над кастрюлей, и вдохнув аромат мяса с какими-то специями.

– Не знаю. Его уже больше суток нет, – кинула между делом. Поставила на стол перед Иваном Яковлевичем большую тарелку с тем самым разваренным до состояния тушёнки мясом.

Твою ж налево!!! Вот чувствовало сердце, что нельзя этого игромана одного отпускать. И что сейчас делать? Куда тут нужно идти искать этого пройдоху в незнакомом городе? И ОГПУ не поможет. Само раны зализывает.

– А сколько время?

– Восемь часов.

Нда. Теперь только утра ждать.

Глава 16

Событие сорок шестое

Женщина говорит продавцу овощей и фруктов:

– Вчера я заказывала у вас три килограмма слив и заплатила. А сегодня послала к вам своего сыночка, но он принёс только два килограмма, я взвесила!

– А вы своего сыночка не взвешивали?

Матвей Абрамович Дворжецкий во Владивостоке бывал по долгу службы несколько раз. Не сам. Сопровождал больших начальников из руководства КВЖД в качестве переводчика. Только одно дело беседовать с солидными людьми (чаще всего американцами) в ресторане или кабинете начальника железнодорожного вокзала Владивостока и совсем другое окунуться в суету большого, практически незнакомого города, в одиночку, и совсем не по железнодорожным делам.