Отдохнем по-взрослому

Это обстоятельство меня слегка огорчило – могли бы ведь и в номере чуток задержаться и еще кое-что успеть, сами понимаете. А вот Жанна, наоборот, обрадовалась. Не тому, естественно, что мы со своего пятого-седьмого этажа сбежали, а тому, что она здесь Виолетту Матвеевну углядела. Та тоже, видать, польстилась на халявную «закусонь», факт. Иначе б не было ее тут, и не махала бы она нам ручкой, приветствуя. Не меня, конечно, приветствуя, а жену мою, с которой лишь час назад познакомилась. Да уж, женщины, женщины, парой фраз перекинулись и всё – лучшие подруги. А муж теперь, выходит, никому и нафиг не нужен. Такие вот, понимаешь, пироги. Н-да.

Впрочем, как выяснилось, не только у жены тут знакомые водятся. У меня они тоже есть. Имеются, так сказать, в наличии. Точнее, имеется. Потому что один. Знакомец.

– Здорово, Андрюха!

– Здоровеньки булы, Иван Семёнович, – бодро поприветствовал я закусальца, лишь через пару секунд поняв, что же меня в нем смутило. Однако задать законный вопрос уже не успел, поскольку пан Костенко моментально расставил все точки над «и», пояснив с легкой грустью:

– И никому-то здесь мова моя не потрибна. Не любят тут мову, ох не любят.

– С чего бы это вдруг?

– А-а, – махнул рукой закусалец и, тяжко вздохнув, неожиданно посмотрел на мою жену, прислушивающуюся к «мужскому» разговору. Многозначительно посмотрел. Так, что даже я понял, что он хотел сказать.

«Леди, сеньора, фрау, миссис. Покорнейше прошу простить меня, но в настоящий момент я просто вынужден отнять у вас вашего мужа. Буквально на пару слов. Вопрос жизни и смерти. И делайте потом со мной, что хотите», – вот что-то примерно такое я и «услыхал» во взгляде Ивана Семёновича. Жанна, видимо, тоже, поскольку, кивнув закусальцу, бросила аналогичный взгляд на меня: «Пять минут, не больше. Впрочем, чтобы договориться о пиве, вам хватит и трех. Короче, если через минуту не освободишься, пеняй на себя – я очень сильно расстроюсь».

Мысленно поцеловав любимую, я обернулся к Ивану Семёновичу.

– Тут такое дило, Андрюх, – заговорщически прошептал тот, оглядываясь по сторонам. – Я тут, знаешь, спробував к жинке одной подкатить. Видная така, Виолеттой зовут. И… э-э…

– Короче, послали тебя, – подытожил я.

– Ага, – грустно подтвердил Иван Семёнович. – Послали. Не любит она, знаешь ли, Закусалу. Ось и приходится теперь на вашем москаньском розмовля… э-э, гутарить.

– Не на москаньском, а на нормальном русслийском, – поправил я пана Костенко.

– Та яка ризныця, – отмахнулся мой новый знакомый. – Тут инше дило. Мени б до ней еще бы разочек того, пидйихаты.

– Ну так, подъезжай, чего ждешь? – удивился я.

– Та ни, нэ зрозумив ты. Я ж это, хочу, щоб ты мене йий прэдставив.

– Я?!

– Ну так. А що?

– Що, що, не знаю я ее. Совсем не знаю. Так что, извини, помочь не могу, – отрезал я.

Однако Иван Семёнович не сдавался:

– Так, може, жинка твоя допоможе? Жанна Викторовна? Вони ж, здаеться, знакомы.

– А откуда ты знаешь, как мою жену зовут? – поинтересовался я, с подозрением глядя на закусальца. Но тот даже бровью не повел.

– Тэж мени, схроны гишпанского двору. Он дывысь, бачишь на дывани гид готельный сыдыть? Так у ней в планшети вси, хто впрыижджають и выижджають, запысани.

– А ты, значит, через плечо ей в планшет заглядывал? – усмехнулся я.

– Ну а що? Що ж мени, очи заплющити чи шо?

– Понятно, – протянул я задумчиво.

Впрочем, размышлял я недолго. Отчего бы ведь и не помочь своему брату-таксис… пардон, новому знакомому. Он вроде мужик неплохой.

– Ладно. Пошли, Семёныч. Будем знакомить тебя… с дамой видной.

Народу в баре было немного. Десятка полтора отдыхающих. И все, вероятно, такие же, как мы, любители халявы. То бишь непуганые синеговские граждане, возжелавшие бесплатной «закусони» с коктейлем. Скучковавшиеся в самом центре полутемного помещения, мающиеся в ожидании начала планового мероприятия по «раздаче слонов».

Кстати, обычные стулья в заведении общепита отсутствовали. Все посадочные места здесь были представлены исключительно мягкой мебелью: разнокалиберными диванами, креслами, пуфиками. А еще здоровенными кожаными мешками, набитыми чем-то податливым, моментально принимающим форму седалища того, кто рисковал на них опуститься.