Отдохните, сударыня!

Как-то незаметно быстро допили бутылку. Василий подумал, не выставить ли вторую, но поэтесса спохватилась, сказала, что дома её ждут.

– Да брось, Нинон, никто тебя не ждет, – опять выдала её подруга.

– Нет-нет, я слышу. Мне надо домой…

– В туалет ей просто надо было, – сказал бригадир, который знал про девушек после двадцати всё: его старшая была уже на выданье.

– Вообще-то торопилась, – подтвердил Василий. Бригада приняла мнение бригадира как рабочую версию.

Василий стал одеваться и даже успел обуть один ботинок, но поэтесса категорически остановила:

– Ни в коем случае, Василий, вот этого не надо. Сегодня у меня счастливый вечер… Мне всё, наконец, стало самой про меня понятно. Мы уходим.

Она посмотрела на подружку требовательно. Та перевела взгляд на Василия и пожала плечом, извиняясь за причуды гения.

– У Нинон обостренное чутьё. Раз она что-то слышит, значит, в этом что-то есть.

Василий смотрел в окно, как они, обнявшись и поминутно останавливаясь, шли через широкий, слабоосвещённый двор в подъезд дома напротив. Ему показалось, что поэтесса рыдала. Василий подумал, что придётся учить поэтессу закусывать.

Девушки зашли в подъезд, а он всё стоял, пока у него не затекла одна нога. Тут Василий заметил, что стоит в одном ботинке. Он переобулся в тапочки. Потом вернулся за стол и доел капусту.

Луна светила ему на подушку и не давала заснуть. Василий пытался вспомнить, где у него при жене была заначка с сигаретами. Может, что там осталось. Но потом вспомнил, где, и вспомнил, что не осталось.

Наконец дрёма стала нагружать ему веки и даже, кажется, успел присниться наш бригадир.

– Брешешь, – не поверил бригадир.

– Только не лысый, а с шевелюрой, – уточнил Василий.

– О, с зарплатой будем! – обрадовались все. – Сон в руку. Давай, Василий, дальше.

– На чём это я остановился. Да, луна…

И в самый сладкий момент засыпания… ну, когда в самый последний момент – раз! и дёргаешься – вдруг раздался звонок в дверь.

«Кого это принесло в такую позднень? Неужели в третью смену будут просить?» – подумал Василий. Такое иногда бывало на заводе. Даже, случалось, присылали дежурный автобус.

Василий как был, в трусах, пошёл открывать дверь, собираясь сказать посыльному всё, что думал про завод, и отдельно упомянуть про бочки.

Но потом он забыл и завод, и бочки, потому что ему понадобилось крепко продрать глаза. Сначала Василий увидел выдающийся бюст, а потом того, кто этот бюст принёс.

– Можно войти?

Василий отступил в глубь комнаты.

– Вам письмо. Она сказала, что Вы поймёте, потому что любите Пушкина.

Василий взял в руки скомканный клочок бумаги и расправил его.

В бумаге значилось:

Я знаю: в Вашем сердце есть
И гордость, и прямая честь.
Я Вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана…

Дальше было оборвано. Но Василий уже поднаторел в поэзии. Повертев записку и посмотрев бумагу на просвет, он угрюмо, но с пониманием ситуации спросил:

– Хорей?

– Ямб.

– Опять этот чёртов ямб! Что она хочет сказать?

– К ней муж внезапно вернулся. Володька. Она его услышала.

– У неё муж?!

– Володька. Тоже в нашем классе учился.

Василий замолчал, потрясённый. В уме он стал складывать все несуразности поведения поэтессы на предыдущих свиданиях. Сумма сошлась. Выходило, что он, Василий, обыкновенный дурак.

– Из плаванья вернулся?

– Из алиментов. Он от неё к матери убегал. Когда она сына Амфибрахием назвала. Он его с собой забирал.

Василий уже ничему не удивлялся.

– Амфибрахий – это по-гречески?

– Это поэтически. Размер такой.

– А-а… Дались же ей эти размеры…

Василий помолчал. Хотелось курить, но он помнил, что в заначке ничего нет. Гостья переступила с ноги на ногу. Чтобы хоть что-то сказать, Василий заметил:

– А у тебя ничего так… с размерами…

Подружка поэтессы скромно промолчала. Василий подождал и решил уточнить:

– Значит, мне дали отворот?

Подружка кивнула:

– Ты не беспокойся, мне тоже. Володька сейчас прогнал. Сказал, что я её совращаю.

– А ты совращала?

– Я её курить учила. И выпивать. Ну как бы с горя…

– Ну и как, получалось?

– Плохо. Как выпьет, так сразу в стихи…

– Я видел. Тяжёлый случай, – Василий вдруг увидел, что стоит в трусах и счёл нужным извиниться: – А я как выпью, так курить тянет. И прочее.

– Я всё принесла. И закуску.

– Надеюсь, не капусту? – вздохнул Василий.

И выдал-таки сегодня на пять бочек больше. Шестую мы ему не дали, так как рассчитывали на долгую, счастливую жизнь.

Василий и отнудитель-от-брехни (Наше фэнтези)

Стою, значит, на балконе, курю. Пепел стряхиваю за перила и наблюдаю, как он неторопливо залетает на балкон соседям снизу. Вообще-то обычно не любят соседей сверху. Но мы с Клавой не любим снизу. Они любят громкий рэп, а мы за это не любим их.

На дворе осень. В этом году ранняя, но пока тёплая. Листья жёлтые, трава жухлая, мухи сонные, собаки озабоченные.