Отдых и восстановление (СИ)

Сира Катриона, которая, ясное дело, знать не знала о моих мыслях на её счёт, занялась каким-то рукоделием, а сир Эммет с Дромаром затеяли играть в нарды или что-то вроде этого. Я удивилась было, потом вспомнила меллеровских охранников — понятно, откуда в пограничной глуши появилась игра из Серебряной Лиги. Сама я нардами не прониклась даже в пыльной скуке заштатного форта и оценить, насколько оба игрока хороши или плохи, не могла. Я даже подходить к ним не стала, взяла мандолину и села в «своё» кресло.

— Вы хорошо играли, когда заколдовали бочки, молодая госпожа, — сказал вдруг гном. Я настолько удивилась такой длинной речи в его исполнении, что даже не сразу поняла: речь эта — Старшая. На ней он изъяснялся с характерным гномским, жёстким и как будто без половины гласных звуков, выговором, но свободно и уверенно. — Очень… необычно, но красиво. Могу я просить вас об одолжении? Я хотел бы ещё послушать эти песни.

— Это не песни, — возразила я, машинально перестраивая мандолину так, чтобы она звучала похоже на чартар или домбру. — Я читала рубаи и наигрывала мелодии, которые подходили к ним по стилю и настроению.

— Странные стихи, — сказал он одобрительно. — Очень странные, но настоящие. — Он ещё прибавил что-то на родном наречии, видимо, поясняющее эту «настоящесть», но я, как и большинство людей, знала о подгорной речи только то, что таковая существует, и пояснений не оценила.

Вот снова день исчез, как ветра легкий стон,

Из нашей жизни, друг, навеки выпал он.

Но я, покуда жив, тревожиться не стану

О дне, что отошёл, и дне, что не рождён.

Сира Катриона, напряжённо морщившая лоб во время нашего разговора (Старшую речь она, очевидно, кое-как понимала, раз уж много лет умудрялась договариваться с дриадами), изумлённо выдохнула и подалась вперёд, словно боялась прослушать хоть слово. Ей тоже понравилось? А мне казалось, что она, как и её помощница с гувернанткой, больше любит всяческое «И в облачном пуховом палантине я замерзаю в стылой вышине». Или она просто не читала хороших стихов? Просто негде было? Так у её консорта в кабинете два шкафа книгами забиты — не запрещает же он ей их трогать?

Я опять наигрывала мелодию, под которую степные акыны тянули бесконечные повествования о великих подвигах не менее великих героев. Мне, наверное, стоило снять половину струн, а не просто перенастроить мандолину, потому что у чартара четыре струны, а не четыре пары. Но пока вроде бы получалось не хуже, чем в то нервное утро, когда я просто пыталась хоть чем-то занять руки, лишь бы не трогать бочки совсем уж поминутно.

Всё, что видишь ты, — видимость только одна.

Только форма — а суть никому не видна.

Смысла этих картинок понять не пытайся —

Сядь спокойно в сторонке и выпей вина!

— Хороший совет, — хохотнул сир Эммет.

Сира Катриона метнула на своего маршала злобный… ладно, гневный взор, но нам в любом случае помешали. Пожилой франт, одетый так, словно отправился фланировать по аллеям дворцового парка, а не прогуляться по деревенской пыльной улочке, раскланялся со всеми и попросил сиру Катриону представить его «очаровательной особе, выручившей бедного мальчика в очень неловкой ситуации». До меня даже не сразу дошло, что бедный мальчик — это отнюдь не Ян.

— Сира Вероника, — сказала моя нанимательница недовольным тоном (видимо, потому что декламировать рубаи я перестала и мандолину отложила), — позвольте представить вам Каспара Серпента. — Вообще-то, следовало бы сказать «мастера Гильдии алхимиков и аптекарей Каспара Серпента», но предполагалось, очевидно, что я и сама это знаю. Тот поклонился с безупречным изяществом, а я, недолго подумав, встала. Мастер алхимии в этом медвежьем углу! Да у меня и книксен изобразить коленки не подломятся. — Господин Серпент, сира Вероника из Засолья. — И я таки присела в коротком книксене. У сиры Катрионы и её маршала глаза стали по золотому червонцу, но оба смолчали. Наверное, дружно вспомнили, что я всего лишь признанный бастард баронского племянника из самых младших.

А Серпент быстро приблизился ко мне, поцеловал ручку, обдав запахом дорогих духов (тоже такие хочу!), и вручил почти игрушечную корзиночку с тремя характерной формы флаконами синего стекла. Эссенция восстановления магических сил. Дрянь ядовитая, но иногда, увы, жизненно необходимая. И очень, очень дорогая, даже если её сварил твой однокурсник. А уж она же работы мастера… Я заставила себя подобрать отвисшую челюсть и собралась бормотать, что господин Серпент слишком высоко ценит мой скромный вклад в улаживание мелкого недоразумения.

Но он меня опередил.

— Сира Вероника, — с чувством сказал он, нежно пожимая мои пальцы (руку мою после поцелуя он так и не выпустил), — я прошу у вас прощения за то, что вам пришлось разбираться с последствиями неосторожности моей милой Теклы. — Ага, Текла у него милая, а ногтем он мою ладошку щекочет, затейник. — Примите этот небольшой подарок в знак моей бесконечной признательности.

— Вы слишком добры, господин Серпент, — выдавила я. — И щедры… тоже слишком.

Он сверкнул улыбкой и ещё раз поцеловал моё запястье.