Отдых на свежем воздухе

Плохо было только то, что адамантовая пыль осела не сразу, а из-за сквозняка ее потянуло поземкой прямо к пленному Ньете, и щиты, закрывавшие его, погасли. Это заметил и Джильермо. Подскочил к мартиниканцу, выхватил кортик и приставил к его горлу:

– Тихо, сучьи вылупки, или я ему глотку вскрою!

А оставшиеся стоять на ногах морячки бросились к ящику недалеко от опорного столба и быстро вооружились маленькими арбалетами-ублюдками, а двое – самопалами.

Паладины остановились. Микелло ухмыльнулся:

– Вот и всё, твари красномундирные. Думали – вам поможет ваша хреномагия? Отымей меня святой Микелло, если вы отсюда живьем выйдете!

Оливио прищурился, и Микелло показалось, что у того в глазах зеленый огонь. Пригляделся – и понял, что не показалось.

– Хула на святого – преступление против Веры, Микелло, – ровным голосом сказал Оливио. – Нападение на паладина – преступление против Церкви и Короны. Похищение фартальского подданного – преступление уголовное. Удар плетью, нанесенный дворянину другим дворянином – преступление против чести. Вы тут уже заработали целый букет наказаний, так что, полагаю, очень скоро присоединитесь к вашему приятелю Стансо. Ему там скучно без вас кайлом махать. И трахать ему там некого – самого, небось, трахают.

– Ты что, не понял, ублюдок? – даже чуть растерялся Микелло. – Ты живым отсюда не выйдешь. Отправишься нахер вместе с прихлебателями раков кормить. Им и трынди про законы с преступлениями. Но сначала мы вас всех отымеем по кругу.

– Какой ты скучный, заладил – «отымеем» да «отымеем», – вздохнул Оливио. – Тебе что, никто не дает, что у тебя только одно на уме?

– Да такому долбоклюю хреноголовому никто письку даже не покажет и за сто эскудо, не то что не даст, – совсем не по-дамски, но очень по-инквизиторски сказала Жиенна.

А Жоан сплюнул:

– И ругаться он тоже не умеет, тьфу. Слыхал я, что моряки – мастера загнуть пятиэтажно, но вижу – пустая болтовня.

Морячки нервно переглянулись – что-то явно шло не так, паладины почему-то никак не желали пугаться. Хотя должны были – вшестером против двадцати, вооруженные только мечами и баселардами против палашей, кортиков, арбалетов-«ублюдков» и самопалов.

Оливио спокойно сказал, глядя на Микелло:

– И кстати, мне очень интересно, знает ли адмирал Скьярелли, чем занимается нынче вечером его адъютант… Сдается мне, что знает – такие трусы как вы не пошли бы на подобное дело, если бы он и еще кое-кто не прикрывал ваши жопы.

Рядом хихикнул Робертино:

– Под Скьярелли уже земля горит, но он этого еще не знает. Оба моих дяди уже давно ждут, когда он неверный шаг сделает. И, похоже, дождались.

Микелло занервничал, но виду постарался не показать:

– Ты что трындишь, недомерок, какие еще твои дяди?

– Его величество Амадео Пятый и вице-адмирал Гуго Ванцетти, – улыбнулся Робертино, и Микелло аж передернуло.

Остальные морячки немного растерялись от такой новости, но в этот момент Джильермо, видимо, решил, что терять уже нечего. Он махнул кортиком, и на шее Пабло Ньеты протянулась красная нитка глубокого пореза:

– Хватит трепаться! У меня терпение не бесконечное. Ты, ублюдок, снимай штаны и становись раком, живо!

Оливио даже не шелохнулся. Его товарищи чувствовали, как сгущается вокруг него могучая сила – и сами тоже не стояли без дела. И когда Джильермо снова занес кортик, Жиенна вдруг исчезла с легким хлопком, тут же появилась позади Джильермо и врезала ему кованым носком сапожка под копчик. Джильермо кубарем полетел на пол, а инквизиторка тут же накрыла себя и Пабло Ньету куполом святой брони, вынула нож и принялась резать веревки. Журналист спокойно сказал (словно не его только что по горлу полоснуть пытались):

– Благодарю, сеньора инквизиторка.

– Не за что пока, – пробурчала Жиенна, пиля крепкие толстые веревки. – Вас отсюда еще вытащить надо. Дева, дай мне сил на двойной телепорт! А моему ножу – веревки перерезать…

Как назло, то ли веревки оказались слишком прочными, то ли нож затупился, но возилась Жиенна долго. Джильермо проявил знакомство с принципом работы магических щитов и святой брони: начал методично рубить по перламутровому куполу палашом, с каждым ударом ослабляя броню. Жиенна вдруг сообразила, что она же магичка, и наложила на клинок ножа усиливающее заклятие. Веревки наконец поддались, и в тот момент, когда святая броня на шестом ударе Джильермо наконец сдохла, инквизиторка начала готовить телепорт. Джильермо размахнулся палашом, но Жиенна успела схватить журналиста за руки и исчезла. Палаш врубился в опорный столб, Джильермо разразился богохульствами:

– Трахать Пятерых семихреновым трахом в рот и жопу по десять раз!

Сверху, с площадки, куда перенеслась инквизиторка, на него упала «Заморозка», и он застыл с раззявленным ртом.

– Побудьте тут, сеньор, – сказала инквизиторка, помогая Пабло усесться возле приемного окна. – И потерпите немножко, сейчас я ваши раны обработаю.