Отечественная история (до 1917 г.)

В этом смысле надо отметить, сколь значительно было время, когда Уложение считалось действующим правом. Уложение не только «определило характер, формы и состав законодательных актов второй половины века» (А. Г. Маньков), но и продолжало оказывать огромное воздействие и в дальнейшем. Не случайно один из разделов курса уголовного права, изданного в 1902 г., назывался «Уложение царя Алексея Михайловича как основа действующего права». Действительно, все последующее законодательство, как отмечает Н. С. Таганцев, — «постоянный ряд попыток свести в одно целое все эти разнородные законы, согласовать их с Уложением 1649 г..». Все попытки на протяжении XVIII в. созать новое Уложение закончились, как известно, неудачей. Это объясняется не «прирожденным недостатком русского юридического мышления».

Величайшее творение — Уложение, умевшее «сочетать труды дьяков и чинов земских, объединить разнохарактерные и разновековые источники и сделать из них, как сделал XVI век из лишенных видимой симметрии и гармонии куполов Василия Блаженного достойный удивления памятник русского зодчества» (Н. С. Таганцев). Причину столь долгого действия Уложения 1649 г. можно найти только в том, что в России жил и действовал тот экономический и политический строй, который был зафиксирован Уложением.

Творение правительства Алексея Михайловича в отличие от прежних законодательств «ограждает не только права лиц физических, но защищает строй, установленный государством, церковью, нравственным учением и кодексом бытовых приличий» (М. Ф. Владимирский-Буданов).

Постараемся определить, что это за строй. Начнем с самого верха — центральной власти. Она поднята в Уложении на невиданную до тех пор высоту. Глава II называется «О государьской чести и как его государьское здоровье оберегать». Глава впервые вводила в законодательство наказуемость «голого умысла», а также «скопа и заговора» против царя. Как подметил Г. Г. Тельберг, заговор направлен не против государства, а против государя и должностных лиц. В этих условиях понятия «государев» и «государственный» неизбежно должны были покрывать друг друга, и измена государству, юридические признаки которой были разработаны в главе, была одновременно и изменой государю. По мысли И. Д. Беляева, такого рода глава нигде не встречалась в прежних законодательных памятниках и была вызвана смутами, начавшимися после смерти царя Ивана Васильевича. Если с первым утверждением знаменитого историка можно согласиться, то со вторым вряд ли. Дело в том, что появление такого рода главы — закономерное завершение достаточно долгого процесса становления феномена политической власти, который мы традиционно и оправданно именуем российским самодержавием.

В полной мере это относится и к III главе, в которой впервые столь детально в русском законодательстве разработаны нормы, направленные на охрану порядка в царском дворе, чести двора и безопасности государя. Непосредственно с темой государственных преступлений связана и VI глава Уложения «О проезжих грамотах в иные государства», которая разрешала ездить в эти самые «иные государства» при непременном условии оформления проезжих грамот. Выезд за рубеж без проезжих грамот запрещался и приравнивался к измене.

Презумпция измены присутствует и в главе VII, которая устанавливала правовой режим службы государю и государству. Из только что сказанного следует то, что Уложение «является первым в истории русского законодательства кодексом, в котором дана если не исчерпывающая, то все же относительно полная система государственных преступлений» (Н. С. Таганцев). В Уложении были оформлены в правовом отношении понятия государственного суверенитета, государственной безопасности, подданства, воинского долга. При этом государство отождествлялось с властью и личностью царя. Уложение впервые формулировало весьма жесткие нормы поведения в связи с государственными преступлениями. Так, извет, донос о преступлениях такого рода возводился в норму закона, обязательную для всех.

К государственному праву примыкали и законы, касающиеся прерогатив и регалий царской власти. К их числу относились чеканка монеты, государственная монополия на изготовление и продажу пива, меда и вина.

Уложение 1649 г. наглядно и четко определило значение Боярской думы как органа государственной власти. Это была высшая после царя судебная и апелляционная инстанция. При этом в историографии отмечается, что в Уложении несоизмеримо больше ссылок на указы царя без приговоров Боярской думы. Характер Боярской думы в данном столетии меняется. Значительно увеличивается ее численность (с 1638 г. она выросла с 35 человек до 94) — вот почему Алексею Михайловичу пришлось создавать при ней специальную государеву комнату, а Федору Алексеевичу — Расправную палату — учреждение из узкого круга лиц, которое обсуждало вопросы перед вынесением их на заседание. В Думе повышается удельный вес думных дворян и дьяков, которые попадали туда благодаря личным способностям. Это позволяет говорить о своего рода бюрократизации Думы.