Отечественная научно-фантастическая литература (1917-1991 годы). Книга вторая. Некоторые проблемы истории и теории жанра

В современном литературном анализе оценка фантастической идеи — это целостный, двуединый, научный и, вместе с тем, эстетический подход. Вряд ли поэтому основательно мнение, будто одинаково правомерно «вести исследование современной научной фантастики по двум параллельным линиям» — «с точки зрения науки и с точки зрения искусства»[512]. Разумеется, в иных случаях отдельный интерес может представлять и внеэстетический анализ, как, например, нравственно-философское исследование в книге Ю.Рюрикова «Через 100 и 1000 лет. Человек будущего и советская научная фантастика» (М.: 1961). Тем не менее, художественная оценка здесь тоже неизбежна, хотя бы в отборе литературного материала.

Повышенные научно-теоретические требования вовсе не исключают обычного литературно-эстетического подхода. Изучение научной фантастики «с точки зрения науки» — составная часть анализа «с точки зрения искусства». Вопреки приведенному суждению Т.Чернышёвой требуется как раз определенное объединение, а не разделение той и другой, так как они нераздельны в лучших произведениях.

Бескрылый техницизм, так называемой фантастики ближнего предела 40-50-х годов вряд ли привлекал внимание инженера, точно так же, как и её убогое «человековедение». С другой стороны, для литературно-критической оценки, например, современной «фантастики, как приема» вовсе не безразличен её научный субъективизм. В обоих случаях разъединенность художественного и научного человековедения — не родовой признак жанра, а лишь результат нарушения обычных законов реализма, хотя и с противоположных позиций.

Речь должна идти лишь о другом, чем в нефантастической литературе, соотношении, об иной структуре научного и эстетического начал в рамках нового художественного целого. Мы ещё будем говорить об ином, чем в нефантастике, соотношении «идей» и «образов», и преобладании оригинальности вымысла над поэтичностью художественного слова, о типизации образа человека над индивидуализацией и т.д. Задача состоит не в оправдании параллельных критериев, а в поиске двуединого подхода, который объяснил бы научно-фантастическую специфику и в общелитературных закономерностях, и как дальнейшее развитие.

В спорах о научной фантастике, о её поле деятельности и художественном методе, граница между научной и «чистой» фантастикой, по справедливому замечанию Ивана Ефремова, представляет особенно зыбкой и неясной. «Именно здесь поскользнулось, — продолжает И.Ефремов, — немало теоретиков литературы, не говоря уже об авторах, утверждающих свое право на любую фантазию, свободную от оков, якобы налагаемых наукой. В этой трактовке, сначала на Западе, а в последние годы и у нас, научная фантастика незаметно слилась со сказкой, гротеском, вообще любым вымыслом, переходящим нормативы бытовой литературы. Некоторые исследователи стали находить корни научной фантастики у Рабле или даже у Гомера. На самом деле научная фантастика — порождение века, резко отличное от чистого вымысла, сказки или иных видов прежней литературы и ни с какими произведениями более древних времен не родственное»[513].

Последняя мысль нуждается в уточнении. Древнее и современное фантастическое творчество имеют определенные общие корни. Изучение фольклорно-мифологической традиции в фантастической литературе нового времени представляет общелитературный и философский интерес. Об этом можно судить по проблематике докторской диссертации Т.Чернышевой «Природа фантастики (гносеологический и эстетический аспекты…)». Это исследование и весь цикл предшествующих работ Т.Чернышевой о современной фантастике — заметное явление в нашем литературоведении, которое заслуживает специального разбора. Представляется спорным отождествление автором современной фантастики с «мифомышлением»[514]. Противоречивое взаимодействие жюль-верновской традиции со сказочной ни в коей мере не означает взаиморастворения. Имеющиеся исследования на эту тему отмечают как раз активное вторжение фантастики научного типа в современную литературную сказку[515]. Гиперболизация обратной тенденции — затяжная реакция на фантастику «ближнего предела». Отрицая её натуралистические иллюстрации одних только технических возможностей прогресса, почему-то превращают в жупел сам принцип научной фантастики.

На полемический вопрос: «На какой основе возможна ныне фантастика, кроме научной?»[516] — один из критиков дает, например, такой ответ: «Фантастика возможна на одной основе: на художественной. Произведениям же „чисто” научной фантастики я, признавая их существование (?!), отказываю в праве называться художественной литературой. Или техницизм, или человековедение. Приходится выбирать»[517]. Подобное «решение» проблемы все ставит с ног на голову. О «лириках» такого рода американский писатель Курт Воннегут не без яда как-то сказал: «Они считают, что нельзя быть художником, если понимаешь, как работает твой холодильник…»[518]. В том-то и дело, что современному фантасту вольно или невольно приходится «соединять».