Отечественная научно-фантастическая литература (1917-1991 годы). Книга вторая. Некоторые проблемы истории и теории жанра

В самом деле, при слабом магнитном поле нашей планеты, Никакой колоссальный магнит не удержал бы Лапуту «на весу». И Свифт саркастически изображает лапутянских ученых, которые перепутали магнетизм с силами тяготения. Но вряд ли насмешка помешала его научной фантастике запечатлеть и достижения научной мысли того времени. Историк В.Вилинбахов ссылается в статье «Гулливер на борту Лапуты» на труд У.Гильберта «О магните, магнитных телах и великом магните Земли», который, хотя и не разграничивал эти силы мироздания (кстати сказать, их не всегда различали писатели-фантасты и в XX веке), впервые давал, тем не менее, считает Вилинбахов, «правдоподобное и лишенное всякого мистического оттенка объяснение устройства небес»[298]. Маловероятно, чтобы такой выдающийся мыслитель, как Свифт, «подвешивал» свой летающий остров, не понимая прогрессивности мысли о магнетизме. Самое же интересное с точки зрения нашей темы, что В.Вилинбахов обращает внимание и на вненаучные, легендарно-фольклорные источники, лапутянского приключения Гулливера. Тема «летающей страны», «летающего народа», напоминает историк, «имеет давние традиции, и к ней обращались задолго до английского сатирика»[299]. Вполне вероятно что Свифту были достаточно хорошо известны средневековые памятники, поражающие сегодня изобилием будничных подробностей невероятных приключений. В хрониках, на которые ссылается В.Вилинбахов, варьируется такой, например, сюжет: экипаж корабля «плывущего по воздуху, как по воде», пытается высвободить якорь, зацепившийся за церковную колокольню, горожане набрасываются на аэронавтов и т.д. Повторяемость деталей может указывать на фольклорное происхождение записей в хрониках. Но независимо от того, легенды ли вдохновляли писателей, или же это фантазии хронистов сами питали молву, «Небесные корабли встречаются в литературе (например, в „Правдивых историях…” Лукиана) и в мировом фольклоре много раньше.

Непосредственным поэтическим источником для Свифта могла быть, считает Вилинбахов, кельтская (писатель родился и вырос в Ирландии) сага о «Плавании Майль-Дуйна». Описание Лапутии, в самом деле, перекликается с народной сагой. Но в данном случае проблема источника предстает и в другом свете. Как писателя-мыслителя Свифта не могла не интересовать в «воздушных плаваниях» и принципиальная возможность создания самого летательного аппарата. Не оттого ли в его версии «небесного корабля» столько технологических подробностей, явно избыточных и для саги и для сатиры деталей, именно научно-фантастических по своей природе и функциям?

Свифт, может быть, был первым известным писателем, кто сознательно обработал фольклорный мотив с позиций научной фантастики. Но сама идея искусственного полета — не в ступе и не на помеле, и даже не на крыльях Икара, а на сложном механическом аппарате — уходит в глубь древнеиндийского эпоса.

И если бы только одна идея! В санскритских текстах, сложившихся на основе устного народнопоэтического творчества, описание «огненной колесницы» — вимана или агнихотры — развернуто на сотни строф, изобилует подробностями, перекликающимися с научно-фантастическим романом технологического направления. Сообщается, что агнихотра выполнена из легкого материала наподобие птицы и приводится в движение устройством, напоминающим… реактивный двигатель.

Современному читателю, твердо знающему, что человек шагнул в космос с вершины научно-технической революции XX века, трудно поверить, что за тысячи лет до того был описан корабль, способный летать не только в «солнечной области», но и в «звёздной области»[300]… Ничего подобного мы не встретим в европейских и других народнопоэтических памятниках. И дело не только в «современности» чудесной машины, а и в её, повторяем, детализированной разработке. Ведь чудесные образы народной поэзии всегда обобщенно-лаконичны, чтобы легче передавались из уст в уста, это поэтический стереотип; к тому же волшебное чудо не нуждалось ни в каком внешнем правдоподобии уже по своей внутренней самоочевидности для создателей мифов, а в эпоху фольклора, как поэтическая традиция.

Поразительная машина, вместе с тем, человечнее тех самодвижущихся треножников, что прислуживали на пирах в олимпийских чертогах, — «Иллиада» не сообщает о них никаких подробностей. Гомеровы автоматы движутся божьим промыслом и неподвластны простому смертному. (Зевс покарал Прометея за то, что тот похитил огонь для людей — символ божественной творческой силы.) Удивительное же качество индийской колесницы в том, что это поистине волшебное чудо — результат человеческого уменья. Поэтому в описании столько конструктивных деталей, ныне сообщаются секреты технологии — чтобы агнихотра не была употреблена во зло…

Волшебное изобретение узаконивает, казалось бы, невозможное — научную фантастику в самых недрах фольклора. Оказывается, жанр, который не просто сосуществует со сказочным и в современном сознании, мог зародиться на уровне духовной культуры, по нашим понятиям, исключающем фантастику такого типа.