Отечественная научно-фантастическая литература (1917-1991 годы). Книга вторая. Некоторые проблемы истории и теории жанра

Если для Чапека научная фантастика была областью нравственно-философских исканий, то Алексей Толстой обновляет заимствованные сюжеты с революционных позиций советского писателя. В «Бунте машин» слышатся героические аккорды «Аэлиты» и «Гиперболоида» Здесь своеобразно преломилась многомерность, сложность, новизна русского послереволюционного мира. Два полюса у этой многомерности мотив приближающейся мировой революции и образ обывателя — комментатора событий. Эта пьеса сама по себе весьма характерна для иллюстрации творческих исканий Толстого в двадцатые годы. По своему идейному наполнению она отлична от чапековской драмы и в этом смысле представляет собой оригинальное произведение, примечательное пафосом революционного преобразования мира, глубоким интересом к судьбам цивилизации и технического прогресса, верным пониманием тесной связи между фашизмом и империализмом. «Бунт машин» не составил явления в литературе из-за того, что громадный, мировой успех имел его чапековский образ.

Для Алексея Толстого, как и для всей молодой советской научной фантастики, было характерно стремление переосмыслить мировую традицию жанра, используя классические произведения. Так, в «Союзе пяти» легко узнаются ситуации и образы двух романов Жюля Верна — «Вверх дном» и «В погоне за метеором», за Игнатием Руфом и его компаньоном встаёт тень Пушечного клуба. Мы уже упоминали о параллелях «Аэлиты» с марсианскими романами Берроуза. В отдельных эпизодах ощущаются более значительные переклички — с философскими исканиями Льва Толстого и Фёдора Достоевского (внутренний мир Гусева). Читатель может сравнить, например, историю Петра Гарина с трагическим конфликтом изобретателя не менее страшного, пожалуй, чем гиперболоид, оружия — фульгуратора Тома Рока из повести Жюля Верна «Флаг Родины».

Неоднократно возвращался Толстой и к своим собственным произведениям, чтобы усилить художественную выразительность, социально заострить фантастический сюжет. Особенно трудно давалась концовка «Гиперболоида». В существующем сегодня виде финал романа опубликован был только в 1927 году.

Традиция творческого полемического взаимодействия с мировой научной фантастикой была подхвачена Александром Беляевым, Иваном Ефремовым, Ильёй Варшавским, Аркадием и Борисом Стругацкими. Нередко советские фантасты вступали в прямую полемику со своими западными коллегами. Один из них, Айзек Азимов, сравнивая повесть Ивана Ефремова «Сердце Змеи» с рассказом Мюррея Лейнстера «Первый контакт», в споре с которым Ефремов писал своё произведение, не мог не отметить превосходство позиции советского автора. «Если коммунистическое общество будет продолжаться, — излагал он точку зрения Ефремова, — то всё хорошее и благородное в человеке будет развиваться, и люди будут жить в добре и согласии. А с другой стороны, Ефремов подчёркивает, что такое счастье невозможно при капитализме».

Имя Ефремова мы упомянули здесь вот почему. В 1931 году Алексей Толстой в последний раз обратился к фантастике в военно-утопических сценах, завершающих написанную совместно с П.Сухотиным пьесу «Это будет». Но интерес к жанру он сохранил до конца жизни, внимательно следил за всем новым, что возникало на литературном горизонте. И стоило в конце 1944 года в журнале «Новый мир» появиться первым «Рассказам о необыкновенном» Ивана Ефремова, как Толстой, будучи уже смертельно больным, пригласил его к себе. Принимая молодого писателя в палате Кремлёвской больницы, Толстой не мог знать, что перед ним человек, с чьим именем будет связан весь следующий этап в истории советской научной фантастики. Так же, как не мог знать и того, что два десятилетия спустя начальный период в истории этого жанра в нашей литературе назовут «временем Аэлиты».

Целесообразность красоты в эстетике Ивана Ефремова

В статье «На пути к роману „Туманность Андромеды”» Иван Ефремов вспоминал, что в литературу его привело хорошо знакомое каждому настоящему ученому страстное желание как-то опередить неумолимый процесс накопления фактов, заглянуть в будущее своей науки, утвердить внезапно озарившую идею свободным полетом воображения. Талантливому палеонтологу, создателю нового направления этой отрасли естествознания (фундаментальный труд Ефремова «Тафономия и геологическая летопись», 1950; удостоен Государственной премии) не занимать было оригинальных гипотез. Многолетний опыт реконструкции вымерших форм жизни обогатил дисциплинированной интуицией от природы развитое воображение. Писательский горизонт раздвигали обширные познания в смежных дисциплинах и гуманитарных науках.