Отечественная война 1812 г. Сборник документов и материалов

Мы быстро-быстро удаляемся от этой топи. Земля, по которой приходится итти, промочена дождем. Мы находим приют в крестьянских хижинах в одной миле от проклятого бивака. Там мы находим водку, на которую жадно набрасываются солдаты; но мы не находим тут ни жителей, ни одной головы скота. Дома покинуты хозяевами, из них унесено все ценное; сверх того, они были разграблены войсками, прошедшими уже раньше. К чему этот уход? Эта пустыня подавляет нас. Литовцы — союзники наши или нет? К чему уничтожать перед нашим приходом припасы?.

Лагерь в Новых Троках 23 или 24 июня. Провиант у наших людей истощился за последние дни, и они делают большие переходы, не получая ни крошки хлеба; поэтому часто раздаются жалобы. Солдаты видят, что обозов все еще нет, и тайком от офицеров направляются в глубь страны в поиски за пищей. Чтобы предупредить неизбежные злоупотребления, отправляют отряды, которым поручено бороться с мародерством и в порядке водить людей на поиски пропитания. Но, увы! Ничего нельзя найти. Добывать удается только мед, он Здесь в изобилии. Сначала это очень нас обрадовало, но скоро настало разочарование, потому что очень многие солдаты заболели дизентерией.

Во избежание потерь, могущих произойти от недостатка припасов, вице-король требует присылки из Вильны хотя бы самого необходимого. Но провианта, полученного оттуда, так мало, что его едва хватило на один день. Боюсь, что снисходительность, с какою допускаются хотя бы и урегулированные походы за провиантом, скоро уничтожит дисциплину. В покинутых домах, из которых жители уже вывезли имущество, все переворачивается верх дном, в надежде найти съестное. Вице-король и его помощники с ужасом видят зло, которого не могут пресечь. Растущий поток всюду грозит выйти из берегов: и дисциплина, и умеренность, и честь солдата, и разумная предусмотрительность начальников — все рушится.

Санитарное положение армии, повидимому, совсем не блестяще; госпитали переполнены больными. Жестокие опустошения производит дизентерия, это роковое последствие запаздывания обозов, задерживаемых разливами рек и дождями. Наконец, внезапная перемена погоды вызвала у нас гибель массы ломовых лошадей.

Ложье, стр. 22–23, 27–28, 30–31.

15

Из записок П. де-Боволье о продовольственных затруднениях армии Наполеона при вторжении в Россию.

Поход только что начинался еще, а армия чувствовала уже недостаток во всем — в продовольствии, фураже, амуниции, даже в боевых припасах. Мародерство и отделение солдат от своих частей начались вслед за выходом армии из Пруссии. Эти два бедствия достигли вскоре ужасающих размеров. Позже они стали необходимостью, вызванною дурною администрациею и неустройством правильных сообщений между частями. Когда полк съедал свое продовольствие, приходилось высылать более или менее значительные отряды, иногда на очень далекие расстояния, для фуражировки. Солдаты, усталые и голодные, удалялись от своих частей в ближайшие деревни, где захватывали провиант, грабили жителей, разбирали избы на топливо. Эти беспорядки значительно пошатнули дисциплину и заметно уменьшили число штыков. Уменьшал это число и обоз: иногда треть полка расходовалась на охрану обоза, растягивавшегося на несколько верст. От начальников отдельных частей требовался точный счет годных к бою людей, но при данных условиях требование это оказывалось невыполнимым.

Недостаток фуража легко объясняется числом лошадей. Не только офицеры, даже многие унтер-офицеры имели в обозе свою повозку и лошадь или две. Можно с уверенностью сказать, что из Польши было уведено не менее 100 тыс. коней. Грабеж, насилие и воровство, произведенные французскими солдатами в Польше, превосходят всякое вероятие. Напрасно жители просили командиров частей об охране их имущества, — солдат, доведенный до крайности, не обращал уже внимания ни на стражу, ни на приказы начальников. Даву приказал расстрелять несколько мародеров, но я этот суровый пример не мог устранить беспорядка, коренившегося в военно-административной системе Наполеона, не заботившегося об экономическом быте армии, и еще более в голоде, не знающем никаких законов.