Отечественная война 1812 г. Сборник документов и материалов

Русский народ под оружием, он поднялся как один человек, и для зтого не требовалось ни прокламаций, ни манифестов. Правительство говорило о том, чтобы положить предел вызванному движению; но письменными приказами нельзя сдержать подобных порывов, подобно тому, как нельзя возбудить их такими приказами. Армии пополнялись ратниками и побеждали. В несколько недель образовались новые баталионы вполне обученными; некоторые на моих глазах были устроены в несколько дней-VСовершенно исключительное зрелище представлял этот народ в походе, эти грозные бороды и нечесаные головы, этот народ, прямо подставляющий неприятелю свои открытые груди. Эти воины проходили всюду с песнями; иногда (это я сам видел) за ними шли их жены и, чтобы помочь муясьям, несли от времени до времени их оружие и их вещи. Из каждого города, из каждого местечка выходило по взводу. Они не собирались ни в полки, ни в баталионы, ни в роты: то была дружина, т. е. общество друзей, давших друг другу клятву (таков прекрасный смысл этого чисто русского слова). За ними несли в этой святой войне иконы и местно-чтимые святыни. г На знаменах петербургской дружины был крест, и единственным отличием каждого ее солдата был этот Знак, коим они хотели побеждать. Случалось, что с этими народными полками шли духовные лица. Везде они были первые в огне, и везде они отличались. Их дух везде был достоин удивления; все генералы хвалили их. У меня есть друг, занимающий довольно высокое положение при славном гр. Витгенштейне; он пишет с поля сражения при Полоцке: «Посреди убийств и потоков крови, проливаемых человеком, я узнал ту силу, которая управляет его бессмертною природой; вера — вот что дает нашим ополченцам силу презирать смерть; их неколебимое бесстрашие всецело — духовное». В одном из дел этой самой армии генерал хотел перевести ополченцев на другое место; им показалось, что их заставляют отступать, и они обратились к вождю с наивным возражением, что, давши государю клятву итти вперед, они не могут подвигаться назад. Таково теперь всеобщее настроение. Крестьяне и простолюдины в городах, не участвующие в походах, жалуются, что им не пришлось разделять опасности и славу с лицами, им совершенно равными. Что же наш государь не приказывает нам выступать? Когда же выступим мы? Эти слова слышны повсюду.

Не менее чем та часть восставшего народа, которая примкнула к армиям, в деле общей защиты полезна и другая его часть, остававшаяся в деревнях. Она ведет с французами более истребительную и, может быть, более устрашающую их войну, чем все те, которые стоят в рядах. Всюду, куда направляются французы, из-под земли вырастают вооруженные люди. Не знаю, равняется ли война, которую вели испанцы^ с войною, которую ведут русские. Как только французы приближаются к деревне, из нее уносится вся- находящаяся в ней движимая собственность. Женщин, детей и стариков отсылают подальше, остаются лишь люди способные обороняться. Решено, что неприятель должен вернуться на родину только сквозь развалины и пепел. Дома и все, что нельзя унести, предаются огню. Устроена общая охота в кустарниках, за плетнями, в лесах, в оврагах: за каждым деревом спрятан охотник. Нет пристанища появляющемуся французу, на свой ли страх добывает он пропитание, или отправляется за фуражом вместе с целым отрядом, и лишь немногие возвращаются из этих поисков. Для взятого в плен живым нет пощады: он будет убит; он, быть может, будет сожжен. Ненависть русских жестока. В некоторых деревнях в несколько недель были насыпаны могилы над сотней или двумя сотнями трупов, свидетельствующие о том, что французы здесь были. Их армия встречала везде только пустыню и пепел и оставляла за собой могилы. Она должна была отступать..

Русские помещики, имея под рукой гораздо более данных о душевных и умственных качествах своего народа, решительно не знали его. Они готовились к мятежу своих крестьян. Ослепленные удачами Наполеона, пораженные выгодами, которые представлялись народу, они ждали от него слишком мало; они слишком мало ждали от своего народа, не измерив всей глубины его добродушия. Немногие русские из высших кругов отдают справедливость русскому народу; их обычное воспитание и та жизнь, которую они ведут, лишают их возможности наблюдать его и судить о нем. Ныне они прежде всех других укоряют себя в том, что не знали его, и с чувством пересказывают о прекрасных чертах привязанности, проявленных им.