Отечественная война 1812 года. Школьная хрестоматия (СИ)

И в кампания против турок в 1811—1812 годах, опрокинув под Рущуком армию великого визиря Ахмеда-паши, Кутузов, ко всеобщему недоумению, приказал войскам не преследовать противника, а воротиться на левый берег Дуная. Позднее он объяснит, что мало проку разбить турок, которые уйдут за Балканы, а весною явятся снова, как это не раз бывало прежде. А ведь России жизненно необходимо было заставить беспокойного южного соседа пойти на мировую: неизбежность наполеоновского нашествия сделалась очевидной с конца 1810 года. Рождается знаменитый план: притворным отступлением выманить Ахмеда-пашу на левую сторону. Турки и впрямь переправились через Дунай, оставив на высоком правом берегу мощные батареи и огромный лагерь. Далее предоставим слово самому Кутузову, который сообщил 2 октября 1811 года любимой дочери Елизавете Михайловне Хитрово:

«Сегодня мы одержали блистательную победу над турками. Генерал Марков был послан по ту сторону реки с семитысячным корпусом. Он напал на турецкий лагерь врасплох и овладел им со всеми пушками и багажом. Множество людей взято в плен, а добыча огромная. Великий визирь стоит по ту сторону, отрезанный от всякого сообщения с противоположным берегом. Не ведаю, на что он решится, но ему не выбраться из настоящего положения. Он просил перемирия, но получил отказ».

Чем не репетиция истребления малой кровью «великой армии». Как и французы в 1812 году, турки едят собственных лошадей, гибнут в окружении от голода и болезней и наконец сдаются.

Однако одна, главная черта отделяет войну 1812 года от всех предыдущих: ее народный характер.

Кутузов, с его мудростью и широтой взгляда, до конца понял это. Именно о священном праве народа защищаться против захватчиков любыми средствами говорил он присланному Наполеоном Лористону, который сетовал, что война-де ведется «не по правилам». По отношению к супостатам, посягнувшим на само существование России как государства, у Кутузова, кстати, очень чувствительного и даже чуть сентиментального по натуре, не могло быть жалости. Когда, окруженные вооружившимся народом и партизанами, терпя жестокие лишения от лютого холода и голода, французы удирали вон из России, Кутузов писал своей ненаглядной «Папушеньке» — Елизавете Михайловне: