Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры.

Нежная тьма южной ночи, плоды, накапливающие сладость солнца, дурманящая прохлада источника в оазисе, аромат недолговечных цветов, и знак праматерей, Евы и Сары, лоно, рождающее волю и веру…

Не смотря на бодрое тарахтение и призывные улыбки Надежды, Грамматиков стал пятиться к двери.

Наконец он выскочил в коридор и поспешно закрыл дверь. Прислонился к стене, пытаясь понять, что произошло.

Это не могло быть игрой художественного воображения пациента, страдающего от пролежней и неврозов. Присутствие брюнетки было слишком напрягающим. От нее как от паучихи исходила паутина тонких флюидов, проникающих под кожу, сладко входящих в кости, в ткани, властно оплетающих его мозг, легкие, желудок. Все также, как и год назад, когда Вера хотела выудить из него коды доступа.

Сигналы от брюнетки проходили, не воздействуя на его органы чувств! Если отбросить измышления о сверхчувственном восприятии, остается последнее объяснение. Включились тайные нейроинтерфейсы, год проспавшие в его мозгу, они отобразили эти сигналы в виртуальном окне, превратив их в понятный разуму символ — в свет без тепла и цвета, пронзительный и емкий. Свет не солнца, а Бездны.

3.

По счастью на территории больницы было где погулять. И даже посидеть, посмотреть на «алмазное небо» [2], показывающее рекламу над Сити. Впрочем рекламных надписей отсюда не видно, только сполохи, похожие на северное сияние, и обрывки фраз: «одно…нежное прикосновение… и вы забудете о геморрое…»

Двор был изрядно запаршивевшим, влажным, облепленным плесенью, но это было лучше, чем палата.

Грамматиков выбрал местечко, закрытое с одной стороны мусорными баками, с другой — разросшейся нанопластиковой колючкой, сел на ступеньки, ведущие к заколоченному входу на пятое отделение. Достал кибермольберт. Закрыл глаза. На секунду ему показалось, что он сидит в подвале, а вокруг бродят смертоносные невидимки. Тьфу, бред Сержанта заразным оказался.

Тут кто-то пихнул его в затылок.

Сзади стояло двое. Пациенты эти были в пестрых маечках, несмотря на холодный мартовский дождик. Один парень — бритый, с большим количеством дермальной фотоники, которая превращала его в живой экран для демонстрации порнофильмов. Другой — с приторной улыбкой извращенца и длинными белыми волосами, которые у него росли почему-то еще на плечах. Может, геночип оказался дефектным, а может так и было задумано.

Прямо под кожей предплечий у обоих парней будто змейки ползали… Это ж, черт подери, олигофрены из лечебно-трудового профилактория.

— Эй, балеринка, это наше место. — сказал «мохнатый», а его товарищ почему-то проверил содержимое своего носа без помощи платка.

Грамматиков поднялся.

— Да я не претендую. Вы тут отдыхайте, товарищи, а я пойду потихоньку на ужин.

— На ужин далеко ходить не надо, птенчик. Мы тобой и здесь поужинаем. Ты ведь нам задолжал.

В груди образовался и быстро разрастался провал страха, в мигом опустевшей голове рикошетила лишь одна нехитрая мысль. «Я пропал, я пропал, я пропал».

Из-за мусорных баков появился Сержант и Грамматиков со стыдом убедился, что рад ему, как щенок.

— Вас представить? — немедленно включился Сержант в «беседу». — В левом углу ринга — начинающий маляр. Я всё правильно сказал, Андрюха?… В правом углу, художники-импрессионисты, которые умеют профессионально рисовать незабудки на чужих лицах.

Несмотря на положительную характеристику, «мохнатый» не согласился.

— Эй, мужик, ты че, совсем оборзел? Какие мы тебе художники-сионисты? Мы — нормальные пацаны.

— Ну да, нормальные пацаны. Как Ахилл и Патрокл. Да, волосатый качок — точно Ахилл, вернее Брэд Питт после успешной лоботомии… Грамматиков, у них силопроводы. Это такие синтетические мышцы из миозин-резины в контриммунной упаковке.

— Э, кончай базар, и вали по быстрому отсюда, ты нам не должен, — противно акая, сказал «Ахилл» Сержанту.

— Всему городу было известно, что психиатрическая больница для бедных — плохое место. Что городские власти маринуют тут изрядное количество обычных бандюг. Им разрешили порезвиться во дни воцарения свободы в самом городе, а теперь держат здесь, и тоже не случайно. Чтобы прессовать врагов демократии, вроде тебя, Андрюша, — негромко продолжил Сержант.

— Хорошо, дядя, постой тут, мы найдем и для тебя занятие, — сказал Ахилл Сержанту и, подойдя вплотную к Грамматикову, задышал в ухо. — Или ты надаешь по рогам этому фраеру, или я займусь твой шоколадной дырочкой, красавчик.

— Чем меньше способностей, тем больше потребностей, всё по Карлу Марксу, — прокомментировал Сержант. — Эй, молодежь, у меня есть кое-что для вас. Кто хочет закинуться на халяву? Готов поделиться. И не потому, что я такой щедрый — не будь у нас жадности, мы бы напоминали автомат по продаже попкорна. Это я, скорее, из уважения к Гомеру. «Слушай, богиня, налей Ахиллесу, Пелееву сыну.»

— Ну, чего там у тебя? — не без интереса отреагировал Ахилл.