Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры

Он слышал запахи далеких соцветий и пряные ароматы коры. И тихий шепот нанопластика. И, казалось, музыку больших и малых сфер он тоже слышал: атомов, соединяющихся в молекулы, и молекул, сцепляющихся в вещество, и вещества, рождающего сознание. Грамматиков чувствовал разум в крохотных ручейках энергии, просачивающихся сквозь границу, которая защищает плоский мир людей от Бездны...

Голова Грамматикова раскрылась как раковина мидии, его слух и видение поднимались как пар из кастрюли. Вещи теряли твердость, текли ручейками словно на картинах Ван Гога, рассыпались мазками, как у Клода Моне. Еще немного и весь мир можно будет сплести по-новому...

Ладони Веры были у Грамматикова на груди, но никакой боди-коннектор не пропустил бы такую волну пронзительных ощущений. Вера знала скрытые нейроинтерфейсы, рассредоточенные в его теле. Однако Грамматиков не ощущал себя жертвой инфекции. Пусть так, если это ключ к иной объемной жизни.

– Андрей, нам не нужны ни Дворкин, ни Найдорф.

Ее пальцы оказались у него на шее. Ее ногти легко, как в масло, вошли в его кожу, и не было больно, ее ногти прорастали сквозь его тело, нежно и неудержимо рассекая плоть и блокируя нервы. Другая рука скользнула вдоль средней линии его живота к паху. А вместе с тем брызнули и потоки сладкой энергии. Вот-вот превратятся они в водоворот, который в момент унесет душу Грамматикова...

Вера неожиданно отшатнулась. Вернее, вильнула вбок и назад. Звук выстрела громыхнул под потолком. Вера, как будто не глядя, ударила Дворкина ногой, отбросив на шкаф. Тот бессильно хрупнул и сложился пирамидкой на рухнувшим телом. Пистолет улетел в угол. Грамматиков теперь почувствовал боль и кровь, ползущую теплой змейкой по шее...

– Господи, Грамматиков, сматывайся, пока не поздно, – прохрипел Дворкин. – Ей в самом деле нужен ты, а не я, в тебе – секрет техножизни. Она разделает тебя, как хороший повар цыпленка – всего за несколько секунд.

Дворкин сорвал что-то со своего уха и швырнул в сторону Грамматикова. Вера, по-звериному рванувшись, попыталась перехватить летящее кольцо, но Дворкин стреножил ее. И тут же был вбит в пол, как гвоздь.

– Не дай ей трахнуть себя, – просипел Дворкин. – Дуй на транспортный терминал, и лети отсюда голубем сизокрылым. Запомни, автопилот роторника должен быть в режиме «С».

– Я же твой идеал, Андрей, – говорила Вера, а заодно топтала, как птица-секретарь, катающегося по полу Бориса, который выплевывал слова вместе со сгустками крови:

– Лети, Дюша, как будто у тебя в одном месте ракета. Тебя ждут рубка флагманского корабля и вся эскадра.

Грамматиков поймал кольцо, видимо, поспособствовали уроки пинг-понга, полученные в детстве.

– Андрюха, сделай все так, чтобы мама гордилась тобой...

Информация из устройства памяти считалась через боди-коннектор.

Прорезавшая воздух виртуальная нить Ариадны повела Грамматикова прямо в стену.

В стену? Если бы еще в окно. Почему в стену-то?

Глава 4. Мир

1

«Да пошел ты со своей стеной, Боря. Так я и поверил».

Дворкин уже не двигался. Вера, пнув его последний раз, обернулась к Грамматикову. Едкий свет лампы лишь слегка прорисовывал ее, едва заметными ручейками стекая по нервным волокнам и кровеносным сосудам.

Андрей вдруг понял, что не ударит ее. Во-первых, он никогда не бил женщин. И что более важно, если он ударит, то она сделает это куда больнее.

Грамматиков рывком перевернул стол и полужидкая дрянь плеснула с него на пол.

Грамматиков прыгнул так, как прыгают в бассейн. Упал, заскользил, по дороге повернулся вокруг оси.

Потом толкнулся и оказался в оконном проеме. Щеколда легко поддалась и ставни разошлись в стороны.

Ниже окна была только гладкая стена, опускающаяся отвесно вниз в «лагуну». С рекламных облаков светилась надпись: «Не оглядывайся. Сделай шаг навстречу мечте. Крем для бритья лобка „Небесное наслаждение“.

Грамматиков всхлипнул, не совладав с дыханием, и прыгнул назад, с подоконника в комнату.

Он увидел, как практически убитый уже Боря обхватил Веру, а она бьется как муха в паутине, машет вымазанными в чужой крови руками. Приклеил он ее, что ли? Кровавые руки Веры выглядели какими-то пресмыкающимися благодаря невидимости остального ее тела. Из рассеченного живота Дворкина валятся кишки, а изо рта выдвигается что-то. Более длинное, чем язык, с мигающими индикаторами...

Уже не отступая от виртуальной нити, Грамматиков влетел прямо в стену под грохот взрыва, который едва успел хлестнуть его горячим потоком.

Грамматиков не разбил себе голову. Стена оказалась слоем жужащих фоглетов [6], прокатившихся по его телу, как морская волна, однако не оставивших ни одной капли.