Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том I

Общность политических интересов у французского третьего сословия с третьим сословием других европейских стран придавала принципам 1789 года огромную силу пропаганды. Революционный энтузиазм французского третьего сословия сообщал им необычайную силу сопротивления. Две главных группы третьего сословия — буржуазия и крестьянство — были кровно заинтересованы в том, чтобы власть, вырванная у династии и союзных с нею землевладельческих феодальных групп, не вернулась к ним вновь. Буржуазии это было важно потому, что абсолютизм стеснял ей свободу в делах торговых и промышленных и делал очень ненадежным помещение денег в государственные фонды. Для крестьянства реставрация абсолютизма означала возвращение земель прежним владельцам. С военной точки зрения особенно важно было настроение крестьянства, ибо крестьяне не только давали превосходных солдат в армию, но при первом вторжении пруссаков во Францию составляли партизанские отряды, добровольно истреблявшие, особенно во время отступления, эмигрантские батальоны, примкнувшие к армии герцога Брауншвейгского. В эмигрантах крестьяне видели уже личных врагов и были к ним беспощадны. Они рассуждали, что каждый убитый эмигрант сокращает количество возможных кандидатов на земли, приобретенные ими из фонда национальных имуществ.

Марсельеза (Пильса)

Поэтому нет ничего удивительного, что впервые теория вооруженной пропаганды была выставлена той группой, которая представляла радикальную часть буржуазии — жирондистами. Эта теория не могла появиться при Учредительном собрании, потому что оно слишком занято борьбою с врагами внутри и не имело времени думать о внешних осложнениях. Правда, Мирабо в своих размышлениях о том, как укрепить новый порядок, думал и о внешних делах; система внешней политики занимала очень видное место в его планах организации конституционной монархии. Для великого трибуна упрочение нового порядка зависело прежде всего от того, сумеет ли королевская власть проникнуться идеями революции, сумеет ли король стать королем революции. Он предвидел многие затруднения на этом пути и считал их преодолимыми все, не исключая и гражданской войны. Но одно затруднение он считал губительным: войну с иностранцами. Трудно сказать, из каких интересов исходил Мирабо, предостерегая короля от апеллирования к иностранцам против революции: королевской власти или французского народа. Но он посылал самым настойчивым образом свои предупреждения. Гражданская война, в которой король во главе части французов сражается с другой частью, не казалась ему противоестественной. Но нашествие иностранцев, в обозе у которых едет король Франции, представлялось ему чудовищным по существу и крайне опасным практически. Поэтому венцом его взглядов на вопрос внешней политики был мир, мир во что бы то ни стало, как условие прочности революции. Все двадцать пять лет истории революции показали, сколько гениального предвидения и политической прозорливости было в этих простых, как элементарный силлогизм, заключениях.

Бриссо (портрет Бонневаля)

Вообще же говоря, деятели Учредительного собрания не глядели так далеко. Война казалась большинству из них опасной не потому, что она могла принести гибель революции, а потому, что у них были серьезные опасения на счет армии: она представлялась им ненадежной с точки зрения революции. Эти опасения первое время были не чужды и Законодательному собранию, но когда ребром поставился вопрос об опасности со стороны правительств Европы, страх перед армией стал проходить. Тем более, что наиболее реакционная часть офицерства к этому времени успела эмигрировать. Вопросы внешней политики мало помалу стали в порядок дня. Вот тут-то и была выдвинута впервые теория жирондистов, провозглашенная впервые Бриссо, Икаром и Кондорсе. Они были убеждены, что система вооруженной пропаганды явится спасением в той опасности, которая грозила Франции от Европы. Они ни на минуту не сомневались, что стоит только революционным войскам перейти границу, неся впереди знамя с начертанными на нем принципами 1789 года, и народы внезапно, не задумываясь ни над чем, восстанут против своих правительств. Восстание расстроит планы коалиции и таким образом спасет Францию. В этой теории было много наивного идеализма, и ее стратегическое значение было, конечно, очень невелико. Робеспьер чувствовал это, когда во время прений о внешней политике в якобинском клубе в начале 1792 года горячо восставал против жирондистских идей. Он доказывал, что «люди не любят вооруженных миссионеров», что вооруженная пропаганда может привести к результатам весьма плачевным, особенно при жалком положении французских вооруженных сил. Эта точка зрения одержала верх. Победа над жирондистами в этом вопросе была облегчена для Робеспьера еще и тем, что многие считали неблагоразумным втягивать страну во внешние осложнения, не сокрушив окончательно королевскую власть.