Отечество

Всю зиму на дверях шахты висели замки. В то время не легко было восстанавливать заводы, разрушенные японцами при уходе с Корейского полуострова. А без угля тем более не наладишь работу предприятий. Старые рабочие помаленьку начинали разбредаться, шахтерский комитет действовал лишь на бумаге.

Сон Док Ки хорошо понимал, что счастье, о котором он мечтал, само собой не приходит. Надо действовать. И он в Народном комитете провинции излагает свой план в отношении шахты. Неопытные местные руководители пришли в восторг от его плана. Их поразило, что Сон Док Ки так хорошо разбирается в делах шахты. В результате в 1946 году Док Ки становится заместителем директора шахты. Хотя шахта и не полностью перешла в его руки, жажда карьеры немного была утолена. Однако успокоение не пришло: ведь пока он не полновластный хозяин, над ним есть еще директор. Сон Док Ки верил в свои знания и способности, с помощью которых мечтал выжить директора и заручиться поддержкой вышестоящих руководителей. Почувствовав свою силу, он покрикивал на шахтеров, самолично решал вопросы производства. Но странное дело: рабочие стали другими. Окрики не помогали. Больше того, рабочие недовольно морщились, выслушивая его приказы.

Ли Тхэ Ха первым на общем собрании осмелился критиковать заместителя директора. Молодой человек назвал Сон Док Ки бюрократом и утверждал, что таким методам руководства тот выучился при японцах. Сон Док Ки долго не мог забыть этого, негодовал в душе, считая, что подобному позору он не подвергался никогда за всю свою жизнь: «Видано ли, чтобы всякие голоштанники срамили своего начальника!» И, затаив злобу, Сон Док Ки не упускал случая отомстить людям, которые выступали против него. План третьего квартала оказался сорванным. Из департамента промышленности нагрянули контролеры, потом собрали совещание актива.

Выступая на совещании, Сон Док Ки говорил: «Ответственность за срыв плана лежит и на нас, но я считаю, что немалая вина в этом и самих рабочих. Они, честно говоря, распустились, стали своевольничать. Занятия по самообразованию, собрания по линии профсоюза, Минчхона, Женского союза, собрания и совещания по всякому поводу и без повода, а работать нет времени. Рабочие возомнили себя хозяевами, чуть что противятся указаниям».

Но против своего ожидания Сон Док Ки не встретил понимания. Сразу же поднялось несколько рук. Многие упрекали Док Ки за неправильные методы руководства. К такому же выводу пришла и комиссия департамента промышленности. Вскоре на шахту прибыл новый заместитель директора, а Сон Док Ки вернулся на свое прежнее место начальника административно-хозяйственного отдела. И сразу с его лица исчезло надменное неприступное выражение, а где-то глубоко-глубоко притаилась обида. Теперь на всех собраниях он отмалчивался, выглядел безразличным. Случись большое несчастье на шахте, и то он бы и тогда не промолвил ни единого слова.

Малейшая неудача на шахте радовала его. К своему неудовольствию, он не находил единомышленников. Никто не хотел сближаться с ним, и это вызывало еще большее озлобление и отчужденность. Он начал раскаиваться, что сразу же после освобождения Кореи не подался на Юг.

Оставалось ждать. Может быть, и не стоит стремиться на Юг. Оттуда само собой придет спасение, на Севере установятся те же желанные для Док Ки порядки, какие ныне существуют в Южной Корее?… Мысленно всплывали радужные картины. Он верил в свою «счастливую звезду». Услышав, что Народная армия отступает, Сон Док Ки, сославшись на недомогание, заспешил домой, стал готовиться к встрече со своим счастьем…

…Сон Док Ки, войдя в помещение поликлиники, остановился за дверью, поправил одежду, слегка волнуясь перед встречей с ожидавшим его Уоттоном. Из хирургического кабинета доносились гулкие удары и сердитая брань. Он дернул за ручку двери и вошел. В комнате шел допрос. Следователь службы безопасности, солдат-карлик, пришедший из Ковона вместе с американцами, и счетовод пытали старика Кима, отца Чор Чуна. Старого забойщика на шахте звали «Могилой предков» — крупный, широкоплечий и всегда молчаливый, он выделялся среди остальных рабочих. Чор Чун по сравнению с ним выглядел щуплым парнишкой. Продолговатое, мясистое лицо, широкие скулы и нос — все говорило о недюжинном здоровье человека, который всю жизнь трудился. И двоим бы не свалить на землю такого здоровяка.

— Куда скрылся сын? Так-так, значит, отец не знает… Ах ты, старый черт!… — нервно стучал пальцами по столу следователь. Он громко кричал, но все же держался на расстоянии, как бы побаиваясь старика.

— Не знаю. Он же не трехлетний младенец, ходит на своих ногах. Почем же мне знать, куда его понесло? — угрюмо ответил старик.

— Поддать ему еще, да погорячей!—приказал следователь. Солдат и счетовод снова принялись бить рукояткой заступа по обнаженной спине забойщика. После каждого удара на коже ложилась темно-багровая полоса. Из плеча сочилась кровь. Старик наконец не выдержал и застонал.