— И что вас привело сюда? — спросил он, поглощая целиком содержимое своей чашки.
— Только что приехали из отеля «Бельвю», так что были неподалеку, — ответил Джошуа.
— Развалины посещали? Я даже не верю, что он до сих пор не распался на атомы.
— Внутри виды все еще впечатляют.
— Видели старика Роберта?
— А вы его знаете?
— Да все его знают. Он слегка малахольный. Остался там один-одинешенек, а теперь голоса слышит.
Сивилла подняла голову и легонько улыбнулась Джошуа.
— Но мужик он неплохой. Пьет многовато, так кто его в том обвинит? — заступился Андре за их местную достопримечательность и налил себе еще сливовой настойки. — Но все-таки, чем я могу вам помочь?
— У меня есть один вопрос. Старинная трасса для бобслея, Пен-де-Сюкр, знакома ли она вам?
— Ну да. Она находилась чуть ниже Не.
— Она еще существует?
— Не совсем. Строения заброшены уже долгое время. Но несколько штук остается. Сейчас они просто опасны.
— Если брать за ориентир то место, где я попал под лавину, где они расположены?
Глаза Сивиллы озарились пониманием. Она сообразила, зачем они поехали к проводнику.
— Немного повыше, неподалеку от сети пещер, о которой я тебе уже рассказывал.
— А можно к ним подобраться?
— При таком уровне снега? Не получится! Всю трассу засыпало, ну и потом, сам знаешь, местечко небезопасное…
— А что насчет пещер?
— Туда добраться можно, но их нужно знать, а еще — любить ходить на снегоступах; дорога дальняя.
— Вы можете нас туда отвести, ведь так?
— Ну… а ты уверен? — тревожно поинтересовалась Сивилла.
— Да, я уверен, что нам это поможет, — не стал уточнять он.
— Хорошо, — согласился Андре. — Давайте не сегодня, уже слишком поздно. Встретимся завтра в полдень, если вам подходит это время. Прогноз вроде бы неплох. Нам придется поспешить, чтобы не попасть в бурю.
— Я думала, в горах она уже началась, — сказала Сивилла, пытаясь освободиться от Анхиса: тот пристроил огромную морду ей на колени и теперь закапывал ее слюной.
— Нет, все еще впереди, это только начало.
—
Следующую ночь Джошуа провел без единого кошмара и наконец проснулся отдохнувшим. Блуждание в мрачных коридорах «Бельвю» осталось позади, а восхождение в горы было намечено на вторую половину дня, поэтому Джошуа решил воспользоваться возможностью и отправиться в гости к родителям. Их дом стоял почти на самом берегу озера Брет, на лесной дороге, куда редко забредали туристы. Джошуа вырос именно там, на природе, у воды. Учился он в центре Лаво, городка, самого близкого к их дому. Он хорошо помнил дорогу через лес, несколько километров по крутому склону на велосипеде — и так каждый день. Годы, проведенные там, запомнились Джошуа счастливыми, хотя переходный возраст не пощадил и его. Семья до сих пор называла то время «знаменитыми темными веками». Знамениты они были тем, что на долю Джошуа выпало огромное количество всяких глупостей, и родственники до сих пор ему их припоминали. А темнота, конечно, осталась из-за попытки самоубийства, после которой он очутился в госпитале. Что интересно, он так и не признался в этом Сивилле. Что же превратило радостного ребенка, выросшего на Швейцарской Ривьере, в подростка с суицидальными наклонностями? Этого никто не знал, даже сам Джошуа. Из того периода он вынес чувство пустоты. Теперь он знал, что в его психике есть места, которые могут причинить невыносимую боль, даже если дверь к ним закрыта на ключ. Несмотря на то, что Джошуа годами ходил к психоаналитику, никто так и не заставил его вскрыть причины того подросткового отчаяния. Все думали, что он скрыл их глубоко внутри и, вероятно, навсегда. Но тот этап остался в прошлом, и сейчас Джошуа чувствовал, что состоялся как человек. Да, он ненавидел гольф (которым безумно увлекался его отец) и играл в видеоигры (которые его мать считала изобретением сатаны), но это не имело особого значения. Чета Оберсонов была милой парой пенсионеров. В прошлом оба работали в шоколадной индустрии (оттуда, видимо, и пошла любовь к сладкому у самого Джошуа). Сейчас они с новыми силами переключились на хобби: садоводство и путешествия. Для самого Джошуа родители были чем-то вроде учебного пособия, замечательной парой, прошедшей в идеальном союзе все сложности жизни, вырастившей детей, парой неразлучников. Он никогда не пропускал случая заехать к ним в гости.
Его матери вскоре должно было исполниться семьдесят лет. Она носила длинные седые волосы забранными в пучок на макушке. Платье в цветочек, кажется, было единственным предметом ее гардероба, а еще она редко вылезала из фартука. В нем она копалась в саду, в нем же предавалась своей огромной страсти — кулинарии.
— И как поживает мой дорогой сын? — спросила она, заключая его в объятья.
— Все нормально, мам.
После случившегося она почти каждый день навещала его в больнице, привозила корзинки с едой, которой он делился с медсестрами. Кроме того, теперь она каждую неделю оставляла сообщение на его автоответчик.
— А что с твоей памятью, мой хороший?