Отель «Белый носорог»

— Мой мальчик, ты взрослеешь на глазах, но «Гарт-касл» и не такое видывал.

Старик дал Энтону стакан виски и осмотрел изувеченную руку.

— Надо же — перед самым Рождеством! Как тебя угораздило?

— Я не могу ответить на ваш вопрос, доктор, — ответил Энтон и стиснул зубы от жгучей боли: врач обрабатывал рану. Он пообещал Гвенн молчать об изнасиловании — и даже виски не развязало ему язык.

Ночью злая, пульсирующая боль не давала Энтону уснуть. Черт, горько размышлял он, стоило уезжать из Англии, чтобы его опять избили! Но больше он этого не допустит. В Африке никто — ни егерь, ни десятник и ни старший стюард — не посмеет им командовать. Он обретет свой мир свободы и приключений. Будет путешествовать пешком или в седле, с винтовкой за плечами. Ночевать где заблагорассудится. У него будет много денег и друг или девушка, чтобы посидеть рядом у костра. Перед глазами возникла нарисованная на мешках с кофе двуглавая вершина горы Кения.

Остаток дня Энтон сторонился Гвенн. Правая рука была на перевязи и болела. Он стремился избежать расспросов.

Ночью на судне не спали: праздновали канун Рождества. Мачты украсили национальными флагами Великобритании. Ветераны — особенно ехавшие с семьями — болтали и пели под брезентовым навесом на тесных палубах. Энтон заметил в тени несколько парочек: будущие новобрачные прощались со своими временными кавалерами. Утром капитан обвенчал девушку из спасательной шлюпки, и теперь она и свежеиспеченный супруг искали, где бы уединиться.

Люди передавали друг другу переписанные от руки экземпляры рождественского гимна. Ребятишки, забравшись в спасательные шлюпки, горланили подходящие к случаю народные песни. На Энтона накатило чувство тоски и одиночества. Вспомнились жаркие цыганские костры на снегу. Он не был плаксой, но не принадлежал и к тем, из которых слезу нипочем не вышибить.

Он бродил по правому борту и вовсю напрягал зрение, чтобы различить долгожданный берег. Потом подсел к вентилятору (там горела лампочка) и, вытащив из кармана вельветовой куртки книжку, отыскал нужный отрывок.

«Долгая, мрачная ночь окутала меня, и сколько призраков былых упований преследовали меня в этой ночи, сколько призраков дорогих мне воспоминаний, ошибок, горестей, бесполезных сожалений! Я уехал из Англии…»

— Что вы читаете? — послышался женский голос.

— «Дэвид Копперфилд». — Энтон повернул голову и от восхищения вскочил. Какая же она красавица! — То место, где он покидает родину.

— Что у вас с рукой?

Он замялся.

— Свалился с трапа. До свадьбы заживет.

Гвенн дотронулась до повязки.

— Правда?

«Пошли вам Бог счастья, джентльмены! — грянул хор голосов. — И пусть вас ничто не огорчит!»

Энтон потупился. Гвенн не спешила убрать руку. Он любовался длинными, тонкими пальцами с голубыми жилочками.

— Погадать вам?

— Не знаю… Почему бы и нет? — Она протянула ладонью вверх правую руку.

От прикосновения к этой бархатной руке у Энтона закружилась голова. Он подвел Гвенн ближе к свету и немного согнул ладонь — линии стали отчетливее.

Он сразу пожалел о своем порыве. Безмолвно оторвал взгляд от ладони молодой женщины и погрузил его не в зеленые — скорее серые в тусклом свете лампы — озера ее глаз.

— Скажите, что вы увидели!

— Наверное, нельзя заниматься этим в канун Рождества.

— Пожалуйста, скажите правду.

Энтон разволновался. Но Гвенн казалась такой спокойной, что он послушался.

— Главное — линия ума. Она у вас прямая, четкая и глубокая. Вам присущи ясный ум и целеустремленность. В то же время она не пересекается с линией жизни, опоясывающей бугорки Венеры и Марса. Это значит, что вы независимы, отважны и не отступаетесь от цели.

— А сердце?

— Линия сердца проходит между большим и указательным пальцами, начинаясь от угла Юпитера. Ваши привязанности — глубокие и постоянные. Вы склонны жертвовать собой и не ждете от жизни слишком многого.

Он запнулся и снова посмотрел ей в глаза.

— Энтон, а что меня ждет в будущем?

— Линия судьбы берет начало от линии жизни и тянется к вершине руки: вы добьетесь своего и будете счастливы. Но…

Он различил угрожающий островок, разбивший линию судьбы на равнине Марса. Любой цыган знает, о чем говорит искривленная линия ее брака.

— Но что? — Гвенн побледнела. — Энтон! Скажите мне все как есть.

— Но сначала вас ждут страдания.

— Ну что ж… Будем надеяться, что вы ошиблись.

Стоя рядом, они вглядывались поверх поручня в быстро светлеющее небо. Потом взгляд Гвенн упал на палубу. Рейли с братом пьянствовали на носу судна.

Гвенн похолодела; к горлу подступила тошнота. Она чувствовала себя оскверненной. Убить бы это животное! Интересно, что бы она тогда почувствовала? Можно ли таким способом избавиться от гнева и унижения?

Дети угомонились — щенятами уснули на дне спасательных шлюпок. На горизонте показалась светлая полоска. «Гарт-касл» приближался к берегам Африки.

Стоя бок о бок, Энтон и Гвенн молча смотрели вдаль; их руки на перилах почти соприкасались. Энтону захотелось накрыть ее руку своей ладонью.