Отель «Белый носорог»

Иезавель указала на громадную бочку.

— Две недели назад. Я хорошенько вымыла бочку и наполнила ее на Крокодильей стрелке, вверх по реке, где вода свежее. Каждое утро я хожу туда стирать, а на обратном пути зачерпываю ведерко — долить бочку.

Шотовер приготовил четыре лотка. Наполнил каждый до половины водой из бочки — та почти опустела — и, встав, потеребил пальцами рубашку Эрнста.

— Как раз то, что нужно. Эрнст, дай мне твою рубашку.

— Это еще зачем? Она у меня парадная.

— Знаю, но, может быть, благодаря ей мы разбогатеем. Кроме того, все, что на тебе висит, заслуживает компенсации.

Энтон хлопнул приятеля по спине.

Шотовер постелил серую рубашку из плотного хлопка на дно пятого лотка. Энтону бросился в глаза аккуратный шов — Гвенн зашила после того, как доктор Фицгиббонс разорвал на Эрнсте рубашку, чтобы вправить ключицу.

Шотовер вылил туда остатки воды из бочки. Процедил и размазал осадок по поверхности мокрой материи. Все безмолвно опустились перед лотком на колени, благоговейно взирая на темную массу из песка, комочков глины, зернышек кварца и крошечных извивающихся живых организмов. Эрнст брезгливо поморщился.

— Такое способны пить только англичане.

Шотовер перенес рубашку на большой деревянный ящик, служивший им с Иезавелью комодом.

— Выпьем по чашечке, пока будет сохнуть.

Все тело Энтона от волнения покрылось потом и натянулось как струна — словно после схватки с буйволом. Он закусил губу и отошел к костру.

— Запоминайте порядок, — сказал Шотовер. — После того как мы выберем место, нужно сразу же получить охранную грамоту комиссара территории. Это десять шиллингов. Как можно скорее оградить участок шестидюймовыми колышками. Потом у нас будет две недели, чтобы решить, где поставить заявочный столб. Каждая заявка охватывает площадь сто квадратных футов и обходится в десять шиллингов. Заявить можно столько, на сколько хватит денег.

— А тем временем придется платить за еду, оборудование, труд рабочих, — задумчиво произнес Энтон, отдавая себе отчет в том, что у него единственного в этой компании есть деньги — поболее нескольких шиллингов. — Нам потребуются еще деньги.

— Вот то-то и оно, мальчуган. Деньги. А тут еще кафры продают яйца по пятьдесят штук шиллинг, не говоря уже о бананах и микроскопических ананасах. Один раз позавтракать стоит примерно столько же, сколько оформить заявку, особенно если принять во внимание выдающееся во всех смыслах пузо нашего немецкого друга. Придется бедному гансу затянуть пояс.

— Прежде чем начать, внесем окончательную ясность, — сказал Эрнст, с явным удовольствием принюхиваясь к своему грузному, потному телу. Потом он потянулся, почесал белое брюхо. Бронзовая от загара шея казалась от другого туловища. — Делим все на три равные части.

— Четыре, — поправил Шотовер. — Золото нашла Джеззи.

— Четыре, — согласился Энтон.

Немец отвернулся.

Часом позже на расстеленной на комоде рубашке осталась лишь малая горстка блестящих зернышек кварца да черных частиц — вроде бы угля. Шотовер протер очки и снова водрузил себе на нос. Затем он склонился над материей и подул. Чешуйки кварца разлетелись по сторонам. Более тяжелые угольные частицы остались.

— Угольная пыль, серый колчедан, — пояснил Шотовер и вгляделся в застывшие лица товарищей. Потом набрал в легкие побольше воздуха и дунул сильнее. Темные частицы поднялись в воздух и отлетели к краю рубашки. Остались одни лишь запутавшиеся в волокнах хлопковой ткани частицы золота.

Энтон поборол волнение. Все бросились обниматься. Джеззи принесла из палатки жестяную коробку от сигарет «Сеньор сервис». Там оказался пинцет. Мужчины напряженно следили за тем, как она собирает в жестянку крупицы золота, а затем прячет коробку в карман.

Вечером, у костра, трое мужчин с нетерпением ждали, когда Иезавель откроет заветную жестянку. Наконец она осторожно сняла крышку. Все молча любовались собравшейся в углу золотой пылью. Шотовер еле заметно тряхнул коробку, и разнокалиберные частицы заплясали в центре.

— Это только начало, — утомленным голосом молвил Шотовер. — Конечно, нам нужны не эти жалкие пылинки, а их источник — золотая жила, возможно, скрытая в глубине кварцевой породы.

— Как же мы ее узнаем? — заволновался Энтон.

— Узнаем. Это все равно что впервые увидеть прекрасную женщину. Вдруг перестаешь замечать остальных. Кварц, как одежда, показывает ровно столько, сколько нужно, чтобы захотелось ее сорвать. Сколько ухажеров вынуждены были уйти с разбитым сердцем! Зато когда красавица наконец-то капитулирует, это — как дыхание вечной жизни.

* * *

— Работай спиной, парень, — наставлял его Эрнст, наблюдая, как Энтон мучается с киркой среди переплетенных подгнивших стеблей. — Ты никогда не сравняешься силой с черномазыми, если не будешь потеть. — Немец указал ножкой жареного цыпленка в сторону землекопов-кавирондо с лоснящимися черными спинами. — В твои годы я мог работать целый день не разгибаясь.