Я застыла. Василий прикрыл глаза и с усилием глотнул воздух, как если бы получил удар кулаком под дых. Я хотела, я должна была произнести хоть что-то, не важно что, попытаться стереть из его памяти это слово, такое сильное, мощное и такое немыслимо неправильное. Но я была совершенно неспособна на это. Время остановилось, а потом он прошептал ей на ухо несколько русских слов. Роми во сне улыбнулась, выдохнула «Вася» и совсем расслабилась, уткнувшись носом ему в шею. Он чуть крепче обнял ее. Он нес мою дочку с такой осторожностью, так уверенно и так естественно, как если бы это был его собственный ребенок. Александр висел на мне, а его голова все время падала мне на плечо. Вчетвером, не произнеся больше ни слова, мы пошли к маслобойне. К моему дому, который когда-то был его домом. К маслобойне, в которой он жил до своего отъезда и где его сменила я. Во дворе еще горела иллюминация, но свет гирлянд показался мне грустным. Праздник окончен. Краткий уход от реальности завершился. Если бы я захотела его продлить, то представила бы себе, что мы все четверо идем к себе домой. Что у Василия нет секретов, что он никуда не уезжал, что он исцелил меня от всех моих мук и в моей жизни не было мужчины, кроме него, а Александр и Роми – его дети. Тогда «папа» Роми было бы совершенно уместным и не спровоцировало бы неловкость. Однако действительность не такова. И она окончательно вступила в свои права, когда я открыла стеклянную дверь. Алекс даже сумел пожелать нам спокойной ночи и, спотыкаясь, пошел спать. Я повернулась к Василию, старательно избегавшему смотреть внутрь моего жилища.
– Дай мне ее, – сказала я.
– Да, так будет лучше, я предпочитаю не заходить.
Я поймала его взгляд и прочитала в нем, что ничего не будет так, как в моей сказке. Иллюзия, которую он попросил меня вчера вечером не разрушать, подошла к концу. И вопреки всему, что говорили наши тела во время танца, ночь не подарит нам больше никакой магии. Я хотела забрать дочку, но Роми сопротивлялась, не желая расставаться с теплом его рук. Мы все трое стояли совсем близко, и только маленькое дочкино тельце отделяло меня от него. Продолжая всматриваться в меня, он снова заговорил с ней по-русски, я вроде бы различила слово «мама», она уступила и согласилась перебраться ко мне. Я отнесла ее на кровать, сняла с нее только юбку и накрыла одеялом. Я уже собралась оставить ее в стране снов, но она меня не отпустила. Я наклонилась, поцеловала ее. Мои дети – мой самый большой жизненный успех, мое самое большое счастье, а все остальное особого значения не имеет, и я не должна об этом забывать. Все не важно – кто был их отцом, а кто не был, кого я любила, кого хотела. Так распорядилась жизнь, и с этим я ничего не могла поделать.
– Мама, ты была очень красивой, когда танцевала с Васей. Как принцесса.
Ее сонная улыбка подкосила меня окончательно. Я осторожно погладила ее по голове:
– Спасибо, птичка.
Через несколько секунд она уже спала. И я попросила высшие силы сделать так, чтобы она завтра не вспомнила, что видела меня с ним.
Когда я снова вышла на террасу, Василий исчез. Я обняла себя за плечи, растерявшись оттого, что он скрылся без единого слова.
– Я здесь.
Я вздрогнула. Он ждал меня на дороге к «Даче», словно ему невыносимо было оставаться возле маслобойни. Я сделала несколько робких шагов к нему:
– Спасибо за Роми.
Он двинулся мне навстречу:
– Эрмина… мне очень жаль… я хотел бы…
Он сжал кулак, его одолевала почти неуправляемая ярость. И будто не устояв, он погладил кончиками пальцев мою щеку, потом губы, и его дыхание успокоилось. Я зажмурилась, чтобы насладиться прикосновением. Тепло его пальцев вызывало у меня дрожь по всему телу, и это меня пугало. Чувство было слишком сильным, всепоглощающим. Но мне не хотелось его подавлять и избавляться от впечатления, будто я балансирую на проволоке вместе с ним.
– Как ты могла подумать, что я забыл? – вернулся он к моему вопросу во время танца. – Я бредил тобой все последние двадцать лет.
Я открыла глаза. Он сдался. Значит, мы с ним пришли в одну точку.
– Лучше бы забыла ты, – вроде как упрекнул он меня. – Так было бы намного легче…
Не раздумывая, просто ради того, чтобы наконец-то все понять, я прильнула к нему. Он сомкнул пальцы на моей спине. Я очутилась на своем месте, на том самом, которого все время ждала, которое искала с Самюэлем, но так и не нашла по-настоящему. Самюэль излечил меня, он подарил мне детей, хоть я полагала, что их у меня никогда не будет. Но он не сумел сделать так, чтобы в его руках я ощутила себя на своем месте. И этот вакуум нам не удалось заполнить. Быть может, присутствие Василия в моем сердце, в чем я не отдавала себе отчета, было отчасти повинно в неудаче нашего брака? Я никогда не упоминала Василия при Самюэле. Мне было нечего сказать и не в чем каяться – не было ничего такого, что повлияло бы на наши с ним отношения. Только взгляды, один танец и безмолвные обещания – вот и все. По сравнению с тем, что я пережила раньше… ничего. Ничего, что могло бы лечь грузом на нашу с Самюэлем семейную жизнь.