Отель «Гонолулу»

Он звучно высосал через соломинку остатки колы со дна, кинул кубик льда себе в рот, принялся катать между зубами, норовя раскусить, точно орех.

Она запрещала себе относиться к нему с неприязнью. Просто нужно раз навсегда понять, что электронные послания обычно шлют такие вот типы с сальными пальцами, большие и неуклюжие, одинокие, изголодавшиеся. Она жалела его за неудачный брак — застал жену в постели со своим лучшим другом, — жалела за то, что потерял брата, а у отца «химия», рак простаты. Карл очень дорожил воспоминаниями о рыбалке с отцом. Мать занималась рекламой. Она была немкой и чувствовала вину за ту войну, хоть и была тогда маленькой девочкой. «Когда я вспоминаю, как она умирала, я и сейчас плачу и не могу остановиться». Боже, она знает о нем все!

Но пусть поведает все это кому-нибудь другому, кто приголубит его. Сама Дейзи была бы рада взять назад каждое сказанное ему слово. Она едва не взвизгнула, когда Карл прикоснулся к ней обкусанными пальцами, и засуетилась больше прежнего: надо уйти, прежде чем он вновь дотронется до нее изжеванной рукой. Под его взглядом она чувствовала себя обнаженной.

Молча — не могла выдавить из себя ни слова — она поднялась и на негнущихся ногах двинулась к двери. Он выставил ногу, преградив ей путь.

— Ты принимаешь меня за неудачника и очень ошибаешься. От меня ты не уйдешь.

Она тихо заплакала, напуганная его словами, его голосом. Из его уст человеческий голос звучал, как рык чудовища. Я же ничего о нем не знаю, твердила она про себя. Карл внушал ей непреодолимый страх.

— Я тебя всюду найду, — он прижался коленом к ее ноге, подчеркивая свои слова, снова впился зубами в костяшки пальцев. Смутно угрожающий жест. — Я кого угодно могу разыскать в Сети.

Дейзи выскочила из-за стола и кинулась ко мне в офис, попросила вывести ее из отеля потихоньку, убедиться, что никто не идет следом. Она рассказала мне, что произошло между ними, но это было только начало. Карл нашел ее, разузнал, где она работает, выяснил домашний и рабочий телефоны и принялся постоянно названивать. Девушка обратилась в полицию, но это не помогло.

Он преследовал ее тупо, упорно, словно для него она была единственной женщиной на земле. А в ее глазах «жаворонок-22» превратился в какую-то уродливую глыбу, гораздо крупнее и страшнее любого мужчины.

Она пригрозила подать на него в суд, а он ответил, что, в свою очередь, подаст иск о диффамации. Целый год он не давал ей покоя, пока Дейзи не сбежала на материк, но и тогда, сменив электронный адрес, получая почту до востребования, она то и дело натыкалась на дурацкое прозвище, которым Карл подписывал истошные, истерические послания. Ей приходилось загружать их в свой компьютер, чтобы представить в качестве доказательства полицейским, а те не собирались ее защищать — ведь не мог же он достать ее на материке.

Карл явился на похороны ее матери. Дейзи не приехала, но просила сходить меня, и тогда я впервые увидел этого человека: высокий, мускулистый, совсем молодой, едва ли не самый красивый мужчина, какого я видел в жизни.

50. Рейн

Свою кузину с материка Рейн Конрой Бадди представил Ройсу Лайонбергу в том же стиле, в каком прежде представил меня:

— Авария, Рой-бой!

Кто-то из родственников, оставшихся в городке Пресная Вода, узнав, что Рейн собирается на Гавайи, сказал: «Не забудь повидать Бадди», и с тем отправил ее, зная, что Бадди не будет против. Однако новая жена Бадди, Мизинчик, взревновала. Сначала она отказалась есть — «Я не голодная», — потом укусила Бадди за руку, еще один шрам прибавился к множеству уже подживших.

— А говорила, есть не хочешь! — посмеялся Бадди.

Он объяснял, что Рейн — его кузина, но Мизинчик разошлась еще пуще, тем самым подтвердив давнее подозрение Бадди, что все филиппинцы склонны к кровосмешению, как он всегда и говорил.

Лайонберг знал, что Бадди и сам богат и ничего от него не хочет, он готов был посочувствовать приятелю, тем более что неприятности у Бадди всегда оказывались комические и невероятные. По телефону тот сообщил, что Мизинчик заперлась в кладовке и не желает выходить.

— В кладовке, говоришь? — переспросил Лайонберг.

— Вот именно. В кладовке с одеждой. Там полно нафталина.

— Давно она там сидит?

— Полтора дня.

— Потрясающе! — сказал Лайонберг. Всякого рода недоразумения вызывали у него невинный детский восторг — его-то жизнь была такой упорядоченной. — А сколько времени человек может просидеть в кладовке?

— Не хотелось бы мне это выяснять, — мрачно возразил Бадди.

Не хотелось бы ему срамиться перед родственниками в Неваде, выгонять Рейн на улицу, но Мизинчик то закатывала истерики и рыдала в темной кладовке, то, еще хуже, затихала, а дверь так и оставалась запертой.

— Сегодня утром я сломал замок, — продолжал Бадди.

— Ну и правильно.

— Она снова укусила меня.

Лайонберг бесшумно рассмеялся, благо разговор шел по телефону и Бадди не мог видеть его реакцию.

— Всего-то на уикенд, — заныл Бадди. — В понедельник я заберу ее, посажу на самолет и отправлю на материк.