Отель «Гонолулу»

Поездка на такси обошлась в восемьдесят семь долларов, но дело того стоило хотя бы потому, что родной отец оказался гораздо моложе отчима. Он был красив, но лицо измученное: сразу видно, что жизнь обошлась с ним неласково. Махина узнавала в его лице свои черты — те же глаза, нос, подбородок. Отец был высок, он опустил две крепкие ладони на плечи дочери, а когда он поцеловал ее, она заплакала от радости.

— Хорошая история, счастливая история. Семейная история более лучше, — похвалил дядя Тони.

— Это еще не все, — улыбнулся Бадди, поддразнивая их, выдерживая паузу, а потом заговорил голосом родного отца: — Пойдем куда-нибудь поедим. В трейлере у меня припасов нет. Консервы только. О’кей?

— О’кей, — отозвалась Мизинчик, бросив взгляд на развеселившуюся Иви.

В столовой отец сказал, что получка у него только через неделю и не может ли она одолжить ему денег — он хочет сам заплатить за обед, ведь не годится, чтобы расплачивалась дочка. Она дала ему две двадцатки и заказала чили. Отец сказал, что не голоден, и выпил бутылку пива, потом вторую, потом стаканчик виски, а потом еще один, поскольку первый он счел чересчур маленьким («Это слишком много», — заметил дядя Тони). Выпив, отец начал рассказывать, как он несчастен. Нет, сейчас он, конечно же, счастлив, но зачем она сбежала от него с тем гнусным священником?

— Как ты могла так обойтись со мной? — твердил он, не поднимая глаз, почти не шевеля губами.

Он начал путать дочь с матерью, все время повторялся, хныкал и на глазах становился все более несчастным и больным.

— Почему она не убежать? — удивилась Мизинчик.

В одной руке ее отец держал очередной стакан виски, а другой сжимал ее руку, так сильно стиснув пальцы, что она не могла вырваться. Махина сказала ему:

— Пожалуйста, пойдем домой!

Вернувшись на стоянку, отец закрыл руками лицо и заплакал. Он понял, что плохо вел себя, просил у дочки прощения, говорил, что ему очень стыдно. Он снова обнял ее за плечи, и вид у него был такой печальный. Потом он взял ее за руку и повел в свой трейлер, а как только они вошли, он грубо схватил дочь и запустил руки ей под одежду. Махина попыталась вырваться, но родной отец захлопнул дверь трейлера и запер ее, задвинув засов. Попав в ловушку, Махина тщетно молила сжалиться, отпустить ее. Только теперь она поняла, как счастливо и спокойно жила до тех пор. Зачем она уехала от отчима?

— Не надо, — заскулила она, когда отец сграбастал ее, но сопротивление лишь разозлило его, сделало еще опаснее.

— Я твой отец! — сказал он ей. — Ты моя!

Конечно, это несправедливо, но в этом есть ужасная логика — тот самый человек, которому назначено защищать тебя, может причинить тебе самый страшный вред, ибо ты ему доверяешь. В тот кошмарный миг девушка поняла, почему мать отреклась от нее, а родной отец на нее набросился: она была зачата в насилии.

Махина не могла кричать — отец своей вонючей лапой зажал ей рот. Другой рукой он рвал на ней одежду. Эти руки, эти десять пальцев, казались ей мерзкими, отвратительными, точно какие-то злобные существа впились в ее тело.

И вот когда отец Махины повалил ее на пол и уже раздвигал ей колени, послышался грохот — не просто стук в дверь, а сама дверь зашаталась, словно кто-то пытался сорвать ее с петель, весь трейлер заходил ходуном. Махина видела перед собой только голову отца, но этого было достаточно: серебряный крюк зацепил его спереди за шею и оттянул голову назад, сдавил горло так, что глаза у насильника выпучились. Отец отлетел в сторону, точно тряпичная кукла, рухнул в углу, сильно ударившись затылком.

Отчим шагнул на то место, где только что был отец, и посмотрел сверху на Махину — обнаженную, беспомощную.

Он стоял и смотрел на нее сверху.

Бадди выждал, пока эта картина запечатлеется в сознании слушателей. В комнате стояла напряженная тишина.

— И что тогда сделала девушка? — спросил Бадди, оборачиваясь к Иви.

Иви безмолвно уставилась на него, разинув рот, хватаясь руками за горло.

— Поблагодарить его? — предположила Мизинчик.

Хриплый голос Бадди прозвучал трагически-неумолимо:

— Она встала на колени, прижалась губами к крюку и стала его целовать!

65. Полостная операция

Миядзава, личный врач Бадди, расписывал все опасности, боль, неудобства, вероятность инфекции, травмы и «оппортунистических микробов», и тут Бадди перебил его (худшие его шутки всегда были самыми откровенными):

— А этого паразита сумеете отделить от моего тела? — И, протянув руку, сдавил Мизинчику одну грудь. — От Моми следовало держаться на расстоянии, от Стеллы — получать удовольствие, — теперь он крепко сжимал худую ручонку жены, — а Мизинчику нужно придать ускорение.

Та закрыла глаза и разинула рот, словно в беззвучном вопле. Что это значит? Никто не знал, насколько хорошо Мизинчик владеет английским, хотя она притязала на знание шести языков, включая японский, поскольку ей довелось плясать в Токио.

— Она сосет из меня силы, док. — Мизинчик — его болезнь или лекарство? Бадди так и не решил этот вопрос. В отношениях с женщинами он то и дело допускал ошибки.