Отель «Гонолулу»

— Во мне есть ирландская кровь, — похвастался Бадди, снимая пленку с большой миски салата. — Отсюда моя придурь. И сила тоже отсюда. Налетай, угощайся.

— Просто невероятно, — заговорил Пи-Ви, рассеянно выбирая из салата какие-то белые кружочки и отправляя их в рот, — как они обращаются ш жаключенными. Им бы шобрать по утрянке все дештруктивные элементы на штадионе «Алоха», надеть на них большие мешки и выпуштить на них толстых шильных шамоанок с бейшбольными битами. Ешли кто перекинетша, другие прижадумаютша.

— От этих деревьев на тебя голод находит, а потом безумие, — предупредил Бадди повара.

— Не смейся, с тобой то же будет. — Пи-Ви втянул в себя аромат сосны и едва не разрыдался. — Запах моего детства. Мы были очень бедны.

Никто не слышал его. Я бормотал про себя: «Шильный. По утрянке. Де-элать. Е-эхать. Дештруктивные. Если кто перекинется…»

Милочка, смеясь, рассказывала:

— Иногда я смотреть, как он писать. Я ему: «Что ты делать?» А он: «Ничего».

За семь лет нашего брака она не говорила мне ничего подобного. Осмеливалась рассуждать обо мне только в присутствии других людей, под их защитой. Это были ее свидетели, ее народ. Милочка боялась меня; Роз, к счастью, нет.

— Не знать, что у него в голова. Сложное хозяйство.

Повернувшись лицом к западу, в сторону моря, я пробормотал:

— Я купил гирлянды, хотел повесить их на те пальмы…

— Я эти пальмы на салат перевел! — заржал Бадди.

41. Мистер и миссис Сан

«Они держатся за руки», — говорили о них в гостинице, и при этом все улыбались, поскольку мистеру и миссис Сан было далеко за сорок, красотой они не отличались и давно уже миновали тот период брака, когда супруги ходят за ручку — собственно, даже многие из приезжавших к нам молодоженов за руки не держались. Руки у супругов Сан были пухлые, в перетяжечках, отчего их поведение еще больше бросалось в глаза, но я отвечал досужим наблюдателям: «Что тут такого?» Меня не столько занимали эти нежности, сколько невесть откуда взявшиеся ирландские имена их отпрысков. Кевин и Райан, невероятно тощие подростки, принадлежали к иному физическому типу. Обычно у полных родителей и дети толстенькие, а эти словно нарушали некое фундаментальное правило, на котором держится семья. Кроме того, с этими сорванцами не было никакого сладу.

В первый год — то есть в первый год моей работы, они-то приезжали уже в пятый раз — мистер и миссис Сан явились к нам без детей, а потом привозили их с собой. Родители были образцовыми постояльцами, но от обоих парней мы все время ждали неприятностей: один был склонен к вандализму, второй страдал клептоманией. В лучшем случае их поведение объяснялось «дефицитом внимания». Мне нравились державшиеся за руки супруги, но их детей я никак не мог понять. Семья Сан приезжала к нам из Сан-Франциско. Американцы китайского происхождения.

Попав на Гавайи, я вскоре заметил, что ослепительно яркий солнечный свет вселяет в души местных жителей самодовольную иллюзию, будто мы чище, добродетельнее, вообще — лучше, чем все остальные народы. На всей земле дела шли хуже, чем у нас: на материке люди простужались, болели, носили теплые носки; Африка голодала, Китай был перенаселен, Европа одряхлела, в других частях света не хватало солнечного тепла. Мы считали здешний климат собственной заслугой и ожидали от гостей благодарности за то, что так щедро делимся с ними его милостями. Эта гавайская ересь небезопасна, поскольку позволяет нам закрывать глаза на тот ущерб, который мы наносим этим маленьким островкам. Мы так радовались солнцу, что ничего больше вокруг не видели, словно ослепли, созерцая светило.

Тем не менее фамилия «Сан», «солнце», мне казалась милой, приятной, открытой. Кальвин и Амелия были скорее американцами, чем китайцами, вели себя тихо, и в первый их год в отеле я почти не обращал на них внимания, ошибочно приняв за немолодых влюбленных, для которых никого больше не существует. Когда они приехали на следующий год, я вновь увидел перед собой людей, поглощенных друг другом, счастливых внутри своего магнитного поля и чуждых всему внешнему миру, но теперь я знал, что они к тому же приходятся родителями двум отпетым подросткам.

Вопреки предостережениям персонала, пытавшегося предусмотреть все мыслимые неприятности, в одну прекрасную ночь мальчишки сбросили мебель в наш бассейн.

Я наблюдал за тем, как выуживают из воды стулья и столы, и наткнулся на разбухшую книгу, сохшую на бортике бассейна. Хотя чернила на этом раннем издании «Гавайев» Миченера слегка подтекли от воды, надпись была сделана таким четким и радостным почерком, что я с легкостью сумел разобрать слова: «Моему дорогому мужу в памятный день десятилетнего юбилея нашего великого счастья. Пусть будущее столь же ясно сияет нам и да будет наша радость вечной! Обожающая жена. А.». И дата.