Князь Эриберт взглянул на нее, принимая чашку из ее рук, и поскольку он был здоровым и нормальным молодым мужчиной, то не мог думать в тот момент ни о чем, кроме ее красоты. Нелла была особенно прекрасна в это утро. Красота всякой, даже самой прекрасной женщины имеет свои спады и подъемы. Нелла в этот день была на подъеме. Оживленная, веселая и невыразимо прелестная, она, казалось, излучала радость бьющей через край жизни.
— Я забыл, — сказал он.
— Вы забыли? Вот это мило! Вы дали мне понять, что хотите сообщить что-то ужасно важное. Но я, конечно, знала, что это не так, потому что ни один мужчина, даже князь, никогда не станет обсуждать что-то по-настоящему важное с женщиной.
— Вспомните, мисс Рэксоул, что здесь и сегодня я не князь.
— Вы граф Стинбок, не так ли?
— Только для вас, — сказал он, бессознательно понизив голос. — Мисс Рэксоул, я очень хочу, чтобы здесь никто не знал, что я был прошлой весной в Париже.
— Государственная тайна? — улыбнулась она.
— Государственная тайна, — повторил он спокойно. — Этого не знает даже Диммок. Это было так странно, что мы с вами оказались товарищами по тихому, захудалому отелю, — странно, но восхитительно. Я никогда не забуду тот дождливый день, который мы провели вместе в музее. Давайте поговорим об этом.
— О дожде или о музее?
— Я никогда не забуду тот день, — повторил он, не обращая внимания на ироничность ее тона.
— И я тоже, — прошептала она, отвечая его настроению.
— Вам тоже было хорошо? — пылко спросил он.
— Да, скульптуры были великолепными, — ответила она, задумчиво глядя в потолок.
— Ах! Они были замечательными! Но скажите мне, мисс Рэксоул, как вы узнали мое настоящее имя?
— Я не могу сказать, — ответила она. — Это моя тайна. Не пытайтесь проникнуть в нее. Кто знает, какие ужасы вы можете обнаружить, если заглянете так глубоко? — Она засмеялась, но смеялась она одна. Князь сохранял задумчивость, словно размышлял о чем-то своем.
— Я никогда не надеялся опять увидеть вас, — сказал он.
— Почему?
— Потому что никогда не встречаешь вновь тех, кого желаешь.
— Что до меня, то я была совершенно убеждена, что мы увидимся опять.
— Почему?
— Потому что я всегда получаю то, что хочу.
— Стало быть, вы хотели опять увидеть меня?
— Конечно. Вы чрезвычайно меня заинтересовали. Я никогда не встречала человека, который мог бы так хорошо говорить о скульптуре, как граф Стинбок.
— Вы действительно всегда получаете то, что желаете, мисс Рэксоул?
— Конечно.
— Это потому, полагаю, что ваш отец так богат?
— О нет, вовсе не поэтому, — сказала она. — А просто потому, что я всегда получаю то, что я хочу. Это не имеет к отцу никакого отношения.
— Но мистер Рэксоул чрезвычайно богат.
— Богат не то слово, граф. Для этого нет слов. Папа делает просто ужасное количество долларов… Но хуже всего то, что деньги растут уже как-то сами, без его помощи. Он однажды сказал мне, что когда человек сделал десять миллионов, то никакая сила на свете не может остановить эти миллионы, чтобы они не выросли в двадцать. И так продолжается до бесконечности. Я, конечно, трачу сколько могу, но я не в состоянии соревноваться с их ростом…
— И у вас нет матери?
— Кто сказал вам, что у меня нет матери? — быстро спросила она.
— Я… э-э-э… я разузнавал о вас, — сказал он.
— Несмотря на то, что никогда не надеялись увидеть меня опять?
— Да, несмотря на это.
— Как мило, — сказала она и погрузилась в задумчивое молчание.
— Ваша жизнь должна быть чудесной, — сказал князь. — Я завидую вам.
— Вы завидуете мне? Чему? Богатству моего отца?
— Нет, — сказал он. — Вашей свободе, вашему чувству ответственности и уверенности в себе.
— У меня нет чувства ответственности, — заметила она.
— Извините, но она у вас есть, — сказал он, — и придет время, когда вы это сами почувствуете.
— Я всего лишь девушка, — пробормотала она с внезапным простодушием. — А что касается вас, граф, то у вас, конечно, достаточно уверенности в себе.
— У меня? — сказал он печально. — У меня нет никакой уверенности. Я никто — всего лишь его высочество, претендующий на то, чтобы быть очень необходимым, и всегда прилагающий огромные усилия, чтобы не делать того, чего его высочество делать не должен.
— Но если ваш племянник, князь Эуген, умрет, то разве вы не взойдете на трон и разве не появятся у вас те уверенность и ответственность, которых вы так желаете?
— Эуген умрет? — сказал князь Эриберт с иронией. — Это невозможно. У него превосходное здоровье. Через три месяца он женится. Нет, я никогда не буду никем, кроме как его высочеством, самым презренным из всех Божьих созданий.
— Но то государственное дело, о котором вы упоминали! Разве в нем не было ответственности?
— Ах, — сказал он. — Оно уже закончено и принадлежит прошлому. Это всего лишь случайность в моей тусклой карьере. Я никогда уже не буду опять графом Стинбоком.
— Кто знает? — сказала она. — Кстати, прибудет ли сегодня князь Эуген? Мистер Диммок говорил нам об этом.
— Видите ли, — ответил князь, вставая и склоняясь к ней, — я собираюсь сообщить вам один секрет… Сам не знаю почему, но собираюсь.