Отель 'Империал' - выход из WINDOWS

Еще не встав с кровати -- широкой разложенной софы, заправленной розовым комплектным бельем, -- она составляла план на сегодняшний день, затягиваясь сладчайшей утренней сигаретой. Самозабвенно вдыхая дым, она, как всегда за последние пятнадцать лет, говорила себе: нужно бросать курить. А стала она курить во время развода. Серафимов, ее бывший муж, окрутил ее в два счета. Проходя свидетелем по делу об изнасиловании малолетней с причинением тяжких телес-ных повреждений, он сумел расположить к себе молодого следователя... Наступила романтическая история, закончившаяся через месяц после свадьбы.

Серафимов оказался тем самым мерзавцем-преступником. Запуганная девчонка не только не хотела, но и физически не могла дать показания против него: у нее начались постоянные припадки, врачи кололи наркотики. Кто примет как доказательство такие показания? А он все дальше и дальше уводил следствие от истины. Нонна Богдановна тогда не видела ничего вокруг, кроме своего мужа. Так продолжалось, пока она не заметила его пристального внимания к своей маленькой племяннице, той самой, что учится сейчас в медицинском. Муж сам во всем сознался, но нагло потребовал, чтобы она нашла повод прекратить дело.

Все -- и работа, и любовь, и ее собственная жизнь, -- стали для нее с тех пор обыденными, незначимыми явлениями. И ничто не могло встряхнуть ее и возвратить к жизни. Мир стал для Нонны черным, как похоронный "кадиллак". Мужа она посадила, вернее, передала посадить подруге из соседнего отдела, брак расторгла, и с тех пор ни одного мужчины не подпустила к себе, ни одному не дала повода превысить допустимые между коллегами отношения. Всю любовь она отдавала племяннице, а всю энергию -- работе. Она уже привыкла к такому образу жизни, только иногда было страшно оставаться дома одной, да вот еще телевизор починить было некому. От девичьей фамилии Зейналова она отвыкла быстро...

Первым позвонил психиатр, ее лучший друг -- Михаил Иванович Буянов.

-- Нонночка, что за ересь про тебя в утренних газетах? До чего омерзавились писаки!

Она не уточнила, что именно пишут утренние газеты, но хмуро сказала:

-- Вчера опять опозорилась, грохнулась, как институтка.

-- А что, Нонночка, тяжелый случай?

-- Рубленая рана. Черт, вспомнила сон.

-- Что именно?

-- Падающий лифт.

-- Разбилась?

-- Нет. Не помню.

-- Значит, не разбилась. Тебе необходима помощь и поддержка, -заключил психиатр.

-- Можно подумать, Миша, что это только из сновидения можно вывести. Она мне всегда необходима. Вроде кажется, что лучше без помощников, когда все берешь сама в свои руки, лучше выходит... А порой думаю: да куда я без них, без ребят?

-- Ты бы отпуск взяла, Нонночка, -- понимая бессмысленность предложения, сказал Михаил Иванович, и они распрощались.

Они были знакомы уже пять лет. Познакомил их, конечно же, брат Вазген, вечно пытающийся пристроить сестренку, которой уже перевалило, пусть совсем пока еще ненамного, но уже за четвертый десяток. В его доме всегда собиралась веселая компания докторов, они, стараясь шокировать непосвященных дам, наперебой расска-зывали страшилки из врачебной практики, умело веселя слушателей своим пренебрежительным от--ноше-нием к человеческой жизни.

Буянов предложил ей несколько сеансов психологической разгрузки, а по сути оказался духовным наставником Нонны Богдановны. Может быть, только один Михаил Иванович и знал, что порой творилось в душе женщины, избравшей себе профессией -- искать людей, погубивших человеческую жизнь.

Нонна Богдановна надела тренировочный костюм и, перепрыгивая через ступени, сбежала вниз на улицу. Дорожки Чистопрудного бульвара уже подсохли, а еще оставшиеся кое-где совсем уж какие-то черные, похожие на куски угольной породы, наледи, казались навсегда закостеневшими, не поддающимися апрельскому солнцу. Лед на пруду давно растаял, а по бетонной кромке пруда вперевалочку ходили утки, поглядывая на гуляющих молодых мамаш и беременных.

Она сделала два круга. "Вот, -- думала Серафимова, поворачивая на третий малый круг, -- вроде ничего не сказал человек такого, медицинского, что ли, а какое воздействие. Да, психиатром надо родиться". Ей не присущ был метод психологического расследования, когда бы следователь вычислял преступника по психологии самого преступления, по характеру, скажем, убийства и так далее. Она не умела предугадывать следующие ходы серийного убийцы, такого как "лифтер". Он творческий человек, но стихи надо бы почитать не его, а подружки. Женщина обычно растворяется в любимом, его топорик моет, стихи под впечатлением его фортелей пишет. Серафимова улыбнулась, она бесспорно понимала, что обладала мощной интуицией, но никогда об этом не упоминала. Раскрывшая на своем веку сотни убийств, она боялась, что ее обвинят в непрофессионализме. Словом, ей показалось, будто она похожа на чемодан, который могут забыть...