Отель «Ирис»

И вдруг я обнаружила, что забыла свои туфли. Они аккуратно стояли сбоку возле кровати, только их носки были прикрыты покрывалом. Что делать, если гости их обнаружат? Увидев детские туфли, они удивятся и непременно сообщат об этом матери.

Внезапно у меня заболело в груди, по спине покатился холодный пот. Я почему-то не так боялась, что они могут открыть дверь шкафа, сколько беспокоилась о туфлях.

Женщина несколько раз прошла мимо моих туфель. Если бы она двигалась несколько под иным углом, то непременно наступила бы них. Я укоряла себя за неосторожность. Вот ведь балда! И зачем только я сняла эти туфли? Наверняка гости заметят, что покрывало на кровати запачкано шоколадом. Лгунья, трусиха… Это конец… Сама во всем виновата. Я уже давно это поняла. Такая уж я есть. Ни на что не годная… Я все сильнее занималась самобичеванием.

Вдруг мужчина взорвался. «Неужели он убьет эту женщину?» – подумала я. Мне внезапно вспомнились угрозы матери. В памяти всплыл образ женщины-оборотня с длинными ногтями.

Мне стало нечем дышать и показалось, что в шкафу больше не осталось воздуха. После того как женщина разберется с мужчиной, она вытащит меня из шкафа и ногтем указательного пальца крестообразно вспорет мне живот. Я чуть не закричала. И вдруг поняла, что для меня самое страшное. Пока они остаются в комнате, я не могу выйти. Позвать на ПОМОЩЬ я тоже не могу. И буду вынуждена оставаться до вечера в этом темном ящике.

Я была в таком отчаянии, что потеряла сознание. Впервые в жизни я узнала, какие страдания вызывает невозможность дышать. Однако в тот момент, когда я теряла сознание, то почувствовала себя значительно лучше. У меня возникло такое ощущение, что море засасывает мое тело. Очень похожее на то, когда переводчик душил меня шарфом.

Когда я очнулась, все обступили меня. Отец держал меня на руках, дедушка заглядывал мне в лицо, а мать, склонив голову, извинялась перед постояльцами. Они не стали поднимать шум.

Отец дал мне выпить глоток виски из фляжки, которую всегда носил в заднем кармане брюк. Это был первый и единственный раз, когда папино виски сослужило добрую службу.

Я, переводчик и его племянник отправились на пляж искупаться. Я и не знала, что переводчик умеет плавать. Я даже представить не могла, что у него есть плавки. Мы расположились под зонтиком в отдаленном уголке пляжа, заполненного людьми. На линии горизонта виднелась дымка. Стояла обычная жара, и вздымались огромные волны. В небе, гонимые ветром, парили морские птицы.

Переводчик намазал тело своего племянника кокосовым маслом. Его рука осторожно двигалась от шеи к спине, от груди к кончикам пальцев. Масло легко впитывалось в молодую кожу юноши. От него исходил сладковатый запах. Настолько сладкий, что обжигал мне грудь.

На груди у племянника висела шкатулочка, и при каждом движении переводчика она позвякивала. Когда парень был в европейской одежде, мне было трудно представить, насколько у него крепкие мускулы. Грудь у него оказалась плоской, а руки и ноги изящными. Плечи и бедра, ключицы и руки, кожа цвета песка – все без исключения было красиво и гармонично. Было странно, что у парня такая хорошая фигура, если учесть, что он питается исключительно жидкой пищей.

Руки переводчика двигались по этому телу точно так, как мои губы двигались по его ногам. Страстно, самозабвенно.

– Ну, а теперь очередь Мари, – сказал он.

– Нет, спасибо. Я не выношу запах кокосового масла.

На самом деле мне просто не хотелось, чтобы переводчик прикасался к моему телу руками, которыми только что касался тела своего племянника.

Они вдвоем вошли в воду. Я осталась под зонтиком стеречь оставленные вещи. Племянник снял свой кулон и оставил его мне на хранение, словно хотел сказать: «Храни его для меня».

Дети радостно плескались в набегавших волнах. Кто-то из них упустил надувной круг, и его унесло в открытое море. Отступая, море оставляло песок безукоризненно гладким, но он сразу же покрывался бесчисленными отпечатками ног.

Развалины крепости были наполовину скрыты под водой. Гладкая поверхность моря только в этом месте бурлила. Несколько храбрых детишек взобрались на самый верх разрушенной крепости и ныряли оттуда один за другим. Взлетали белые брызги, но звук их до меня не доносился. Как бы в подражание детям, птицы тоже ныряли в море, чтобы поймать там какую-нибудь рыбку.

Обхватив переносной холодильник, между зонтов зигзагами ходил юноша, продавец соков. Люди на берегу ели колотый лед, доверху насыпанный в бумажные стаканчики. Лед был полит таким же ярким сиропом, как блюда на завтраке у переводчика.

Хотя они смешивались с другими купающимися, их фигуры можно было легко заметить. Они плыли рядом в открытое море. Оба удалялись от берега: племянник плыл красивым брассом, который хорошо соответствовал его телосложению, а переводчик – странным стилем, которому трудно было бы дать точное определение.