Отель "Калифорния"

Мартышка вела себя наглее — первое, что заметила Настя. То есть она всегда была очень самоуверенна, надменна. Но только по отношению к окружающим, не к Гарри. Сейчас он даже не называл ее Мартышкой. «Люси, диар Люси», — говорил пополневший Гарри, который в Москве посылал всех на хуй. Гарри просили, умоляли сделать перевод. Он заламывал цены, и ему платили. Очень часто в долларах, которые он копил для выезда. Вернее, для первоначальной жизни в Америке. Гарри стал постаревшим и тихим. Люся — насмешливой.

Привезенная Настей бутылка «Муммз» произвела впечатление. Насте стало неловко, и она призналась, что украла бутыль. Это буквально разбило холод начала, и все стало проще. Как в Москве. «Конечно, не как в Москве», — подумала Настя, оглядывая квартиру. Это была one bedroom [108]с темной мебелью. Не Гарри с Люсей. Лендлорда [109] .

— К сожалению, ты застала нас не в самый лучший период. Мы только что почти обанкротились. Пришлось закрыть фирму. А какой офис у нас был в Манхэттене. Gorgeous! — Люся сидела на диване, покрытом их московским пледом из искусственного меха.

И сидела Люся в той же московской позе. Только плед уже не казался шикарным — он облез. И Люся не выглядела светской дамой. Она наверняка готовилась к Настиному приходу, одевалась специально…

Выглядела она убого. И как раз сейчас ей подошло бы имя Мартышка. Это в Москве ей надо было говорить: «Люси, диар Люси», — там она «валялась» на кушетке XVIII века, в шелковых пижамах или шифоновых пеньюарах, потягивая «Чинзано» из хрусталя Баккара, позвякивая браслетами и «хныкая»: «Кошмар. Прикрыться нечем. Гарри, дарлинг, надо попросить жену переводчика австрийского посла, чтобы она привезла мне немного тряпочек на лето. Я не могу ехать в Сочи в тех же, что и прошлым…»

Они втроем повспоминали Рим, и потом, как в Москве, Люся взяла Настю в спальню. В Москве, правда, их «девичьи» разговоры проходили в Люсиной комнате. Там у них была четырехкомнатная квартира.

— Люсь, ты не жалеешь? — Настя решила, что нечего притворяться, потому что она знала, как они жили там.

— Ох, ну что теперь жалеть, Настасья. Обратно ведь не поедешь. Представляешь себе Гарри возвращающимся? Шанхайский вариант номер два.

Гарри родился в Шанхае. Когда там началась заваруха, его родители, как истинные патриоты, вернулись на Родину. А Родина послала их в лагеря. Освободившись, Гарри поселился в Воронеже. Там он и с Люсей познакомился, в университете, где стал преподавать. Знание трех языков помогло быстрому продвижению Гарри по социальной лестнице. И в конце концов он оказался в Москве.

— Я только жалею, что мы так плохо были информированы, Настя. Пойми фразу — мы. Это когда из нашего дома иностранцы не вылезали! Житейский опыт расспросами не приобрести. И это в Москве они все были друзьями, потому что Гарри там был переводчик номер один. А здесь он — эмигрант. Ой, ну ты сама знаешь. Для него это удар ниже пояса. В пятьдесят семь лет…

Настя подумала, что прошло три года с последней их встречи, и Гарри действительно уже пятьдесят семь… но он не изменился! Он оставался все тем же привилегированным Гарри, членом советской элиты. Которому не нужна эта американская свобода для всех,он никогда не был, как все,всегда получал больше, чем все,имел больше возможностей, чем все.

— Девчоночки, посплетничали? — Гарри заглянул в спальню, тихо постучав.

В Москве он никогда не стучал. Он врывался, как и Арчи.

— Гарри, а помните, как мы с Люсей оперу посещали? Вы за нами шофера посылали…

Они сели на кухне, и Гарри открыл шампанское.

— Помню. Он мне, этот остолоп, звонил и говорил: «Гарри Александрович, опера уже отпелась, а вашей супруги с подругой нигде нет». Я ему говорил, чтобы искал двух самых красивых женщин. Мартышке тогда шубу отгрохали в Доме моделей, а ты, Настя, по-моему, на выход одевала дракуловскую накидку.

— Да, эту бы шубу здесь… Я ее продала, Настя, перед отъездом. За доллары. Но что мы там знали о ценах! Зато привезли много янтарных украшений. С голой жопой, но в янтаре! Со свиданьицем, чин-чин…

Настя себя чувствовала очень неудобно — она будто была лучше их. И виновата перед ними в этом. «Никогда не надо встречаться с людьми из прошлого, если хочешь сохранить о них хорошие воспоминания». Еще она подумала, что люди меняются к худшему, если вообще меняются.

— Обеда еще нет, но вот салат есть из креветок, — и Люся поставила на стол салатницу.

«Как нарочно!» — заметила Настя: креветки в салате были малю-ю-сенькие, из банок за доллар девяносто.

— Люся, ты помнишь, перед самым моим отъездом, читала статью о манекенщицах за границей? У меня в памяти остался такой образ — бегают у подножий небоскребов карлики, а среди них ступают великанши-красотки. Ничего я не ступаю. И манекенщицы вовсе не красотки. И работы мало. Денег совсем нет, — Настя поймала себя на желании показаться им неудачницей. — Думаю в Нью-Йорк переехать.