Отель «Калифорния»

Виктор Улин Отель "Калифорния"

Инне Рахимовой-Зубовой,

моей сокурснице

по мат-мех факультету ЛГУ

«И сказал Ионафан Давиду:

чего желает душа твоя, я сделаю для тебя.»

(1 Цар. 20:4)

1

Встречный автомобиль возник внезапно.

Он всплыл из метели черным пятном и приближался, стремительно вырастая в размерах.

Фары не горели; видимо, они погасли из-за неисправности, водитель потерял ориентацию в наступающих сумерках, выехал на чужую полосу и мчался в лоб.

Впрочем нет, автомобиль никуда не ехал, стоял на месте – просто снег летел со всех сторон и казалось, что вместе с ним движется все окружающее.

Рассуждения промелькнули в голове за долю секунды, а нога, нажавшая на тормоз, уже ощущала удары антиблокировочной системы.

Сознание прыгнуло на пике напряжения и отключилось, предоставило телу действовать самостоятельно.

Громов вздрогнул, обнаружив, что снег еще летит, а его машина уже стоит и магнитола играет очень громко, поскольку в салоне не осталось других звуков, кроме тихо работающей печки. Стрелка тахометра лежала на нуле: затормозив, он не выключил передачу и двигатель заглох.

Такие ошибки случались редко, но ситуация выходила из ряда вон; руки, сжимавшие баранку руля, все еще казались чужими.

Вздохнув, Громов вытер лоб тыльной стороной ладони, поднял рычаг «ручника» и снял ногу с тормоза. Кузов подался на сантиметр вперед. Переведя коробку на нейтраль, он повернул ключ зажигания от себя.

Магнитола смолкла, через секунду заиграла ту же мелодию сначала, перескочив назад по дорожке компакт-диска, двигатель зарокотал.

Он вздохнул еще раз и закрыл глаза, пытаясь вспомнить последние мгновения: это всегда помогало.

В осмысленной памяти остался лишь автомобиль без огней, который перегородил полосу. Все прочее сохранилось в зрительной и моторной.

Тормозил он резко, одним запредельным нажатием, поскольку «Дэу Нексия» отличалась путевой устойчивостью и в любой ситуации ехала прямо, не отклоняясь ни на градус.

АБС очередью била в педаль, Громов сжимал руль обеими руками.

Он всегда правил одной левой, правая лежала на ручке переключения передач. «Опелевская» коробка, заимствованная с прототипа, была эластичной, на трассе позволяла ехать, выдвинув рычаг на пятую повышающую. Но Громов чувствовал себя комфортно, лишь ощущая скорости под рукой, поэтому никогда не покупал машин с «автоматом». Сейчас ситуация требовала высокой точности; после нагревшейся головки КПП баранка показалась прохладной.

Тормоза работали исправно, но скорость гасла медленнее, чем хотелось.

До препятствия оставалось совсем немного, когда на дороге возник какой-то наполовину заснеженный предмет – слишком низкий, чтобы заметить издали, слишком высокий, чтобы пропустить между колес.

Глаза метнулись, увидели на встречной полосе приближающиеся огни, бросились вправо, дали ноге команду перескочить с тормоза на газ, рукам – рвануть руль вправо и тут же влево.

Машина скользнула по краю дороги, нога вернулась на место и опять почувствовала пулеметную дробь.

Удара не раздалось, Громов сумел объехать препятствие.

Еще через один длинный миг, за который можно было долететь от Солнца до Луны, «Нексия» остановилась, слегка развернувшись вправо.

Он ехал быстро, но не гнал, почти новые зимние шины с невылетевшими шипами – к тому же заправленные азотом – сделали дело добросовестно.

Теперь все было в порядке, через тихий стук двигателя привычно шумел выжимной подшипник сцепления, который следовало заменить по возвращении домой.

Громов включил аварийную сигнализацию и оглянулся.

Машина стояла неровно: траектория не успела отклониться от обочины, правое переднее колесо ушло вниз и было готово ползти дальше. Для переднеприводного автомобиля это могло кончиться плохо.

Включив заднюю передачу, Громов сдал два метра – очень осторожно, приотпустил ручной тормоз лишь когда кузов заскрипел и ощутимо подался назад – и тут же вытянул обратно.

Салон выровнялся.

Пред капотом тянулись два черных следа, обочина осталась на безопасном расстоянии.

– Твою мать, – наконец сказал он облегченно.

И только сейчас почувствовал, что лоб взмок, а по спине между лопаток течет нехороший пот.

Нажав кнопку на двери, Громов опустил стекло.

Один из русских классиков писал, что метель пахнет арбузом.

Возможно, для старорежимного барина – сытого расстегаями и пьяного Шустовским коньяком – который уютно покачивался, укутанный медвежьей полостью, и глядел в ватную спину ямщика, метель им пахла.

Но никакого арбуза не почувствовал Александр Сергеевич Громов – пятидесятитрехлетний и одинокий на трассе М7, как Пушкин, которого черти понесли в Оренбург.

Для него метель пахла жизнью.

Он увидел машину издалека. Но мог отвлечься и заметить слишком поздно.