Отель «Нью-Гэмпшир»

Мы могли бы полететь в Бостон; я уверен, что Фриц бы нас встретил и позволил нам бесплатно остановиться в первом отеле «Нью-Гэмпшир». Но отец сказал нам, что никогда больше не хочет снова видеть Дейри, штат Нью-Гэмпшир, или наш первый отель «Нью-Гэмпшир». Конечно, отец и так ничего бы не «увидел», даже поедь мы туда и останься там до конца своих дней, но мы поняли, что он имел в виду. Никому из нас не хватило бы мужества снова увидеть Дейри, вспомнить те времена, когда наша семья была в полном составе, когда каждый из нас глядел в оба глаза.

Нью-Йорк был нейтральной территорией; первое время, сказал Фрэнк, обустройство нашего житья-бытья возьмет на себя издатель Лилли.

— Отдыхайте в свое удовольствие, — сказал нам Фрэнк, — если что-то понадобится, просто вызовите обслугу.

Отец с обслугой вел себя как ребенок, заказывал блюда, к которым и не притрагивался, просил принести свои обычные напитки, которые невозможно пить. Ему ни разу не приходилось останавливаться в отелях с обслуживанием комнат; он вел себя так, будто и в Нью-Йорке-то никогда раньше не бывал, и жаловался, что обслуживающий персонал говорит по-английски не лучше венцев, — естественно, так как все они были иностранцами.

— Они иностранцы почище венцев! — кричал мой отец. — Sprechen Sie Deutsch?[33] — орал он в телефон. — Господи Исусе, Фрэнк, — говорил отец, — закажи нам нормальный Frühstück[34], ладно? Эти люди меня не понимают.

— Это Нью-Йорк, пап, — говорила Фрэнни.

— В Нью-Йорке не говорят ни по-немецки, ни по-английски, — объяснял Фрэнк.

— На каком же языке, черт побери, они говорят? — интересовался отец. — Я заказал круассаны и кофе, а получил чай с тостами!

— Никто не знает, на каком языке они здесь говорят, — сказала Лилли, глядя в окно.

Издатель Лилли поселил нас в «Стэнхоупе», на углу Восемьдесят первой улицы и Пятой авеню; Лилли хотела жить поближе к Метрополитен-музею, а я — рядом с Центральным парком, чтобы бегать. И так я бегал и бегал вокруг пруда с утками, четыре круга, два раза в день; на последнем круге я упивался болью и мотал головой, косясь на окружающие парк небоскребы, готовые, казалось, на меня завалиться.

Лилли смотрела из окна нашего номера на четырнадцатом этаже. Ей нравилось наблюдать за людским потоком, то вливающимся в двери музея, то откатывающим вспять.

— Думаю, мне бы понравилось здесь жить, — тихо сказала она. — Это все равно что следить за сменой королей в замке, — прошептала Лилли. — Можно наблюдать, как в парке меняются листья, — заметила Лилли. — А когда ты меня навещал бы, — сказала мне Лилли, — ты бы мог бегать вокруг пруда с утками, а потом успокаивать меня, что он все еще на месте. Ни за что не хочу смотреть на него вблизи, — загадочно сказала Лилли, — но было бы очень уютно услышать от тебя, какая там погода или сколько других бегунов в парке и сколько конского навоза на тропинке, ведущей к мосту. Писатель должен знать все подробности, — сказала Лилли.

— Ну что ж, Лилли, — сказал Фрэнк, — думаю, ты можешь позволить себе снимать здесь постоянный номер, но не лучше ли все-таки найти себе квартиру, а? Тебе не обязательно жить в «Стэнхоупе», Лилли, — сказал Фрэнк. — Куда практичнее было бы завести свою квартиру.

— Нет, — сказала Лилли. — Раз уж я могу себе это позволить, то я хочу жить здесь. Эта-то семья должна понять, почему мне так нравится жить в отеле, — сказала Лилли.

Фрэнни вздрогнула. Она не хотела жить в отеле, так она мне говорила. Но какое-то время Фрэнни все же оставалась с Лилли; даже когда издатель прекратил оплачивать счета и Лилли уже самостоятельно удерживала за собой угловой номер на четырнадцатом этаже, Фрэнни по-прежнему составляла ей компанию.

— Я здесь в качестве твоей дуэньи, — подшучивала Фрэнни над Лилли.

Но я-то знал, что, наоборот, именно Фрэнни нужна дуэнья.

— И ты знаешь, от кого мне нужна дуэнья, — скажет Фрэнни.

Моими дуэньями стали отец с Фрэнком; мы с отцом переехали к Фрэнку. Он нашел себе роскошную квартиру на Сентрал-Парк-Саут. Там я мог по-прежнему бегать, мог пробежать через весь Центральный парк, проверить для Лилли, на месте ли пруд с утками, затем, потный и запыхавшийся, отчитаться в «Стэнхоупе» о погоде и о прочем, а заодно показаться Фрэнни, мельком взглянуть на нее.

Для меня, отца и Фрэнни это жилье не было постоянным, но Фрэнк и Лилли стали особого сорта ньюйоркцами, которые закрепили за собой определенные части Центрального парка и никогда больше их не покинут. Лилли прожила в «Стэнхоупе» до конца своих дней, продолжая писать и стараясь дорасти до четырнадцатого этажа; она была маленькой, но очень амбициозной. А Фрэнк, агент, будет вершить дела из своей квартиры с шестью телефонами в доме 222 по Сентрал-Парк-Саут. Они были ужасно работящими, Лилли и Фрэнк, и однажды я спросил у Фрэнни, какая между ними разница.

— Около двадцати кварталов и зоопарк Центрального парка, — скажет Фрэнни.

Это было точное расстояние между Лилли и Фрэнком, но Фрэнни подразумевала и разницу между ними: целый зоопарк и двадцать с лишним кварталов.