Отель «Нью-Гэмпшир»

То, что даже Чип Доув не рискует заходить с ним слишком далеко, произвело на меня впечатление, но еще большее впечатление произвело то, в каком трудном положении Фрэнни, а самое большое впечатление произвело то, что я с этим ничего не могу поделать.

— Этот подонок Чиппер Доув рассуждает о твоей заднице, титьках и даже о твоих ногах, — сказал я ей. — Ты следи за ним.

— Моих ногах? — переспросила Фрэнни. — И что же он говорит о моих ногах?

— Ну ладно, — сказал я. — Это был Гарольд Своллоу.

Все знали, что Гарольд Своллоу с прибабахом; в те дни если кто-то был с такими же выкрутасами, как Гарольд Своллоу, то про него говорили, что он с поворотом, как вальсирующая мышь.

— А что про меня сказал Чип Доув? — спросила Фрэнни. — Меня именно он интересует.

— Все, что его интересует, — это твоя задница, — сказал я ей. — И он со всеми ее обсуждает.

— Мне на это наплевать, — сказала она. — Меня это не интересует.

Я повесил голову. Мы стояли в верхнем коридоре того, что теперь было арендованным домом, хотя для нас он все еще оставался семейным домом Бейтсов. Теперь Фрэнни редко заходила в мою комнату. Мы делали уроки по своим комнатам и встречались поговорить только перед дверьми ванной. Фрэнк, похоже, даже ванной не пользовался. Теперь каждый день в холле перед нашими комнатами мать складывала все новые картонки и ящики; мы готовились переезжать в отель «Нью-Гэмпшир».

— И я не пойму, Фрэнни, на что тебе сдалась эта команда болельщиков, — сказал я. — Уж тебе-то зачем?

— Потому что мне это нравится, — ответила она.

В тот день мы встретились с Фрэнни как раз после тренировки болельщиков, недалеко от нашего места в папоротниках. Подойдя к спортивному полю Айовы Боба, мы не увидели ничего для нас (теперь уже учеников школы Дейри) особенно нового. На тропинке, которая сокращала путь к спортивному залу, к кому-то приставали: его столкнули в лужу грязи, истоптанную футбольными шиповками, — лужу как будто расстреляли из пулемета. Когда мы с Фрэнни узнали мальчишек-беков и увидели, что они кого-то бьют, то побежали другим путем. Эти беки вечно кого-то били. Но мы не пробежали и двадцати пяти ярдов, как Фрэнни схватила меня за руку и остановила.

— Я думаю, это Фрэнк, — сказала она. — Они подстерегли Фрэнка.

И тут мы, конечно, пошли назад. На какую-то секунду, пока мы не увидели, что там в действительности происходит, я ощущал себя очень храбрым; я почувствовал, как Фрэнни взяла меня за руку, и крепко сжал ее ладонь. Ее форменная юбочка болельщицы была так коротка, что я тыльной стороной ладони касался ее бедра. Затем она выпустила мою руку и завизжала. Я был в своих беговых шортах и почувствовал, как мои ноги похолодели.

Фрэнк был в своей оркестровой форме. Они полностью стащили с него штаны цвета дерьма (с мертвенно-серыми лампасами). Трусы у Фрэнка были где-то на коленях. Его форменная курточка была задрана до груди, один серебряный эполет плавал в грязной луже, напротив лица Фрэнка, а серебряная фуражка с коричневым околышем, почти неотличимая от грязи в луже, была смята коленом Гарольда Своллоу. Гарольд держал Фрэнка за одну руку, вытянув ее на всю длину; Ленни Метц вытянул другую руку Фрэнка. Фрэнк лежал на животе, яйцами в самом центре лужи, его непривычно голый зад ходил вверх-вниз, когда Чиппер Доув надавливал на него ногой, потом отпускал, потом снова давил. Честер Пуласки, блокирующий задний, сидел на голенях Фрэнка.

— Ну, давай посношайся! — сказал Чиппер Доув Фрэнку.

Он втиснул зад Фрэнка глубоко в грязную лужу. Шипы оставляли на голом заду белые вмятинки.

— Ну, давай, давай, грязееб, — сказал Ленни Метц. — Ты слышал, что тебе сказали: сношайся!

— Прекратите! — заголосила Фрэнни. — Что вы делаете?

Фрэнк, казалось, был больше всех встревожен, увидев ее, но даже и Чиппер Доув не сумел скрыть удивления.

— Ба, кого мы видим, — сказал Доув, но я чувствовал: он отчаянно придумывает, что сказать еще.

— Мы просто делаем ему, как он любит, — повернулся к нам Ленни Метц. — Фрэнк любит трахать всякую грязь, правда, Фрэнк?

— Пустите его, — сказала Фрэнни.

— Мы ничего плохого ему не делаем, — сказал Честер Пуласки. Он постоянно смущался из-за своих угрей, поэтому смотрел на меня, а не на Фрэнни, — возможно, он не мог видеть ее прекрасную кожу.

— Ваш братец любит мальчиков, — сказал нам Чиппер Доув. — Правда, Фрэнк? — обратился он к нему.

— Ну и что дальше? — сказал Фрэнк.

Он был зол, но не плакал; возможно, он ткнул кому-нибудь пальцами в глаза, возможно, одному или двоим от него досталось. Фрэнк никогда не сдавался без драки.

— Долбиться в жопу, — сказал Ленни Метц, — это отвратительно.

— Это все равно что в грязи полоскаться, — сказал Гарольд Своллоу, но, судя по его виду, он с большим удовольствием куда-нибудь убежал бы, а не держал за руку Фрэнка.

Гарольд Своллоу всегда выглядел неуверенно. Как будто он впервые в жизни ночью переходит оживленную улицу.

— Слушай, мы ничего плохого ему не делаем, — сказал Чиппер Доув.