Отель «Нью-Гэмпшир»

Он «видел» Грустеца, сказал он. Тренер Боб уловил запах старого пса во сне, и, когда он проснулся, ему показалось, что Грустец стоит на старом восточном ковре, своем любимом, в комнате Боба.

— Но он смотрел на меня с такой угрозой, — сказал старый Боб. — Он смотрел так, как будто хотел напасть на меня!

Я снова уставился на Фрэнка, но тот пожал плечами. Отец закатил глаза.

— У тебя просто был ночной кошмар, — сказал он своему старому отцу.

— Грустец стоял в этой комнате! — сказал тренер Боб. — Но он выглядел совсем не как Грустец. Он выглядел так, словно хотел убить меня.

— Ну-ну, — сказала мать.

И отец взмахом руки велел нам уйти из комнаты. Я слышал, как он начал говорить с Айовой Бобом таким же тоном, каким он говорил с Лилли или Эггом или с любым из нас, когда мы были младше, и я понял, что отец часто разговаривает так с Бобом, как будто считает его ребенком.

— А все этот старый ковер, — прошептала мать нам, ребятам, — на нем собралось столько собачьей шерсти, что дедушка во сне все еще чувствует этот запах.

У Лилли был испуганный вид, но она часто выглядит испуганной. Эгг принялся бродить вокруг с таким видом, как будто спал на ходу.

— Грустец ведь умер, правда? — спросил Эгг.

— Да, да, — сказала Фрэнни.

— Что? — переспросил Эгг так громко, что Лилли подскочила.

— Ладно, Фрэнк, — прошептал я, когда мы с ним были на лестнице. — В какую позу ты поставил Грустеца?

— В «атакующую», — сказал Фрэнк, и я вздрогнул.

Я подумал, что старый пес, возмущенный, что его поставили в эту ужасную позу, вернулся в отель «Нью-Гэмпшир» привидением. Он пошел к Айове Бобу, потому что у того был его ковер.

— Давайте положим старый ковер Грустеца в комнату Фрэнка, — предложил я за завтраком.

— Мне не нужен этот старый ковер, — возмутился Фрэнк.

— Мне нужен этот старый ковер, — сказал тренер Боб. — Он очень подходит для моих упражнений.

— Это из-за того сна, который ты видел прошлой ночью, — отважилась сказать Фрэнни.

— Это был не сон, Фрэнни, — мрачно сказал Боб. — Это был Грустец во плоти, — сказал старый тренер, и от слова «во плоти» Лилли вздрогнула так сильно, что со звоном уронила ложку с кашей.

— Что такое «во плоти»? — спросил Эгг.

— Слушай, Фрэнк, — сказал я ему в замерзшем Элиот-парке накануне Рождества. — Думаю, тебе лучше оставить Грустеца в лаборатории.

Фрэнк с негодованием ощерился и словно бы принял «атакующую» позу.

— Он полностью готов, — сказал Фрэнк, — и сегодня вечером будет уже дома.

— Сделай мне одолжение, только не надо подарочной упаковки, ладно? — попросил я.

— Подарочной упаковки? — сказал Фрэнк с не более чем легким налетом отвращения. — Ты что думаешь, я чокнутый?

Я ничего не ответил, и он сказал:

— Смотри, ты что, не понимаешь, что происходит? Я сделал такую отличную работу с Грустецом, что у деда появилось предчувствие, что Грустец вернется домой, — сказал Фрэнк.

Меня всегда поражало, как логично могла звучать в устах Фрэнка самая идиотская мысль.

Вот так мы подошли к ночи перед Рождеством. Как говорится, тихо было — ни одна тварь не копошилась. Разве что булькали одна-две кастрюли. Трещала непрерывная буря радиопомех у Макса Урика. Ронда Рей была в своей комнате. В номере «2В» жил турок, турецкий дипломат, навещавший своего сына в школе Дейри; это был единственный ученик, который не уехал домой (или к кому-то домой) на Рождество. Все подарки были тщательно спрятаны. В нашей семье была традиция прятать все подарки и выкладывать их под елку в рождественское утро.

Мы знали, что мать и отец спрятали все наши подарки в номере «3Е», который они счастливо и часто посещали. Айова Боб спрятал свои подарки на четвертом этаже в одной из крошечных ванных комнат, которые теперь, после сомнительного диагноза возможной болезни Лилли, никто не называл «карликовыми». Фрэнни показала мне все подарки, которые она заготовила, в том числе продемонстрировала на себе сексуальное платье, купленное для матери. Это вынудило меня показать ей ночную рубашку, которую я купил для Ронды Рей, и Фрэнни пришлось продемонстрировать ее мне. Когда я увидел рубашку на ней, я понял, что должен был купить ее для Фрэнни. Рубашка была белоснежно-белой — цвет, который еще отсутствовал в коллекции Ронды.

— Ты должен был купить ее для меня! — сказала Фрэнни. — Мне она нравится!

Но я никогда не мог вовремя уловить, что мне надо сделать для Фрэнни; как говорит Фрэнни: «Я всегда была на год впереди тебя, мальчик».

Лилли спрятала свои подарки в небольшой коробке, все ее подарки были маленькими. Эгг ни для кого не готовил подарков, он бесконечно обыскивал отель «Нью-Гэмпшир» в поисках подарков, которые приготовили для него другие. А Фрэнк запихал Грустеца в чулан тренера Боба.

— Зачем? — спрашивал и спрашивал я его позже.

— Ну, это же только на одну ночь, — оправдывался Фрэнк. — И я знал, что Фрэнни никогда туда не заглянет.

* * *