Отель «Пастис»

Можно считать, что мэр и постоянные жители, Блан и некоторые из его старших работников, пара местных агентов по торговле недвижимостью — все они, исходя из своих интересов, будут приветствовать открытие отеля. Но, кроме того, на рождественские праздники в Брассьер приедут и многие непостоянные жители. В большинстве своем тихие приятные люди, они в основном общались между собой, приглашая друг друга в гости. Их контакты с деревенскими ограничивались недолгими минутами, когда они заглядывали к пекарю или мяснику. Они отнесутся к новшеству со смешанными чувствами. Николь вспомнила, какой шум подняла кучка парижан, когда жандармерию продавали под перестройку в первый раз. Она уверена, что жалобы будут, как и тогда. И как в прошлый раз, мэр будет вежливо соглашаться и ждать, когда они разъедутся по домам и оставят его в покое.

Но самые громкие протесты последуют не от парижан, вообще не от французов. После секундного колебания Николь добавила к списку последнее имя: Амброза Крауча, дольше всех из англичан проживавшего в деревне, жившего на деньги, получаемые им от одной лондонской газеты за воскресную колонку о жизни Прованса. Это был вздорный самозваный блюститель простоты деревенской жизни (для крестьян, конечно, не для себя), сноб и попрошайка. Николь ненавидела его за злобный нрав и липкие похотливые руки. Жители Брассьера его терпели. Дачники приглашали выпить, рассчитывая узнать последние сплетни. Достаточно набравшись, а случалось это довольно часто, он разражался тирадами о грубости нынешней жизни и ужасных последствиях, как он говорил, «вмешательства человека» в устройство деревенской жизни. Можно считать, что он яростно и громогласно станет нападать на отель. Николь поставила против его имени вопросительный знак. Завтра же позвонит Саймону и предупредит об Амброзе Крауче.

Установилась зимняя погода — светлые дни и ясные холодные ночи. Генерал подошел к машине. Ветровое стекло заиндевело. Не самое лучшее время для занятий велосипедным спортом, подумал он, — морозец будет кусать лицо, обжигать легкие. Не заглушая мотора, вернулся за бутылкой виноградной водки. Ребятам сегодня потребуется немного принять для бодрости.

Они ждали его у сарая. Он с удовлетворением отметил, что в своих черных трико и облегающих голову шерстяных шапочках ребята становились похожими на настоящих велосипедистов.

— Привет сборной! — бодро воскликнул он, показывая бутылку. — Это на потом. Сегодня дорога короткая и крутая — вверх до Мюрса, дальше до Горда и обратно. А потом у меня будет для вас хорошая новость. Allez!

Вздрагивая от прикосновения холодных седел, они сели на велосипеды и тронулись в путь, оставив Генерала запирать сарай. Обгоняя их, он внимательно оглядел каждого. Неплохо. Все пользовались туклипсами, не вихляли, держались свободно. Совсем неплохо.

Через четверть часа легкой ровной езды дорога стала круто извиваться вверх по склону. Генерал остановил машину и вышел на дорогу. Сложив рупором ладони, прокричал:

— Не останавливаться. Двигайтесь медленно, как вам удобно, используйте ширину дороги, идите зигзагом, но не останавливайтесь. Смелее, ребятки, смелее!

Лучше вы, чем я, подумал он, забравшись в машину. Склон Мюрса — это семь крутых извивающихся километров — не то что подъем на Ванту, но вполне достаточно, чтобы вогнать в пот даже в такую погоду. Будет чудо, если сегодня ни один на сойдет. Подождав пяток минут, он тоже двинулся вверх по склону.

Велосипедисты растянулись больше чем на полсотни метров. Одни почти касались носами руля, другие с багровыми от напряжения лицами стояли на педалях. Те, кто еще мог дышать, плевались. Генерал, медленно проезжая мимо, как мог их подбадривал. Проехав половину пути, он прижался к обочине и вышел из машины.

— Осталось всего три километра, — кричал он, когда они ползли мимо него. — После Мюрса все время под гору. Франция вам салютует!

У Башира хватило духу ответить:

— Ступай в задницу со своей Францией.

— Как тебе угодно, — ответил Генерал, — но только не останавливайся. Мужайся, держись!

Он закурил и облокотился на машину, нежась на солнышке. Ни один не встал. Все относятся к делу серьезно.

На пути внизу было далеко видно и слышно, как все семеро радовались, что самое трудное позади. Оставив педали, они разогнули спины, восстановили дыхание, чувствуя, как перестают дрожать ноги, радуясь общей победе, дарили друг другу улыбки и ругательства, выкрикивали непристойности проезжавшему мимо Генералу и, как настоящие профи, лихо промчались по Горду. Совсем другое дело после выматывающего кишки подъема.

Вернувшись в сарай, все еще не остывшие от возбуждения, которое часто следует за неимоверными физическими усилиями, они пустили бутылку по кругу, вспоминая, каково пришлось легким и ногам.

— Ехали как чемпионы, все до единого. — Генерал, отхлебнув из бутылки, вытер усы. — Обещаю, что в следующий раз будет легче.

— Это и есть хорошая новость? — прокашлявшись, спросил Фернан.